Настоящее насилие: Брюс Ли цитата: Настоящее насилие — это бойня, происходящая во Вьетнаме

Искоренение насилия в отношении женщин

Фото: Медер Садыралиев
 

Во всем мире шесть женщин из десяти подвергаются физическому или сексуальному насилию. Аналогичные цифры наблюдаются и в Кыргызстане. Насилие – грубое нарушение прав человека – является основной причиной смертности и инвалидности среди женщин в возрасте 16-44 лет в мировом масштабе.

Насилие в отношении женщин и девочек также широко распространено во всей Центральной Азии. Женщины в Кыргызстане страдают от бытового насилия, торговли людьми и других форм физического или сексуального насилия. Кроме того, возрождение некоторых форм социально-культурной практики, зачастую ошибочно истолковываемых как религиозный обычай, все больше ограничивает право женщины самостоятельно распоряжаться своей жизнью.

До недавнего времени в Кыргызстане не было точных данных о насилии по гендерному признаку. Получение достоверной информации на основе имеющихся данных о насилии в отношении женщин и девочек крайне необходимо для разработки эффективной гендерно-ориентированной политики.

Страновое отделение Структуры «ООН-женщины» в Кыргызстане возглавило работу по сбору этих данных.

Структура «ООН-женщины» является ведущим учреждением, наряду с ЮНФПА и Международной организацией по миграции (МОМ) по проведению анализа восприятия гендерной проблематики в обществе, в котором используется методология ЗВП (знание, воззрения и практика). Это общенациональное исследование, проводимое при поддержке tФонда миростроительства ООН в рамках его инициативы по гендерной проблематике, станет надежным источником информации о факторах риска гендерного неравенства, насилии по признаку пола и угрозе для всеобъемлющего миростроительства, включая риск вовлечения женщин в радикальные религиозные группировки.

Структура «ООН-женщины» в Кыргызстане играет важную координирующую роль в защите прав женщин и девочек в рамках кампании Генерального секретаря ООН «Сообща покончим с насилием в отношении женщин» посредством мобилизации правительств, гражданского общества, а также национальных и международных организаций. В результате этих мер, парламент утвердил закон, ужесточающий наказание за широко распространенный обычай похищения невест.

Структура «ООН-женщины» содействует внедрению гендерной проблематики в реформы судебной системы в Кыргызстане. Структура «ООН-женщины» оказывает экспертную поддержку по гендерным вопросам при разработке законов в соответствии с международными и национальными обязательствами страны в области гендерного равенства и расширения прав и возможностей женщин, а также приняла меры для обеспечения доступа женщин и девочек к правосудию, в частности, в случаях насилия по гендерному признаку. В настоящее время в парламенте ведется обсуждение проектов законов.

Насилие во ФСИН исправили отставками – Картина дня – Коммерсантъ

В Саратовской области возбуждены уголовные дела по факту насилия над заключенными в Областной туберкулезной больнице (ОТБ) №1 регионального УФСИН. По версии следствия, в лечебном заведении несколько человек совершили «действия сексуального характера». В СКР обещают дать правовую оценку действиям или бездействию сотрудников исправительного учреждения. По решению руководства ФСИН, начальники регионального управления и больницы, где пытали и насиловали заключенных, уже отстранены от занимаемых должностей и вскоре будут уволены. Адвокаты утверждают, что насилие в больнице творилось годами.

Следственные органы СКР по Саратовской области возбудили пять уголовных дел «на основании информации СМИ о совершении противоправных действий в отношении четверых осужденных». По двум фактам действия квалифицируются по п. «а» ч. 2 ст. 132 УК РФ (насильственные действия сексуального характера), еще в двух случаях — по признакам преступления, предусмотренного п. «а» ч. 3 ст. 286 УК РФ (превышение должностных полномочий, совершенное с применением насилия и угрозой его применения). Кроме того, региональным следственным управлением расследуются еще три уголовных дела по четырем эпизодам преступлений, предусмотренных ст. 132 УК РФ. По данным следствия, эти преступления совершались в период с января 2020 года по май 2021-го на территории ОТБ №1 УФСИН России по Саратовской области в отношении четырех осужденных.

Все уголовные дела, отметили в комитете, переданы для полного и всестороннего расследования в производство следователей отдела по расследованию особо важных дел СУ СКР по Саратовской области. В ведомстве отметили, что в настоящее время следователями проводится осмотр всех помещений ОТБ №1, изымаются предметы и документы, которые могут иметь значение для установления истины по уголовному делу. Проводятся допросы осужденных и сотрудников исправительного учреждения.

По уголовным делам назначен ряд судебных экспертиз, в том числе по изъятым в ходе следственных действий предметам.

Кроме того, следствие пообещало дать правовую оценку действиям (бездействию) сотрудников исправительного учреждения.

Прежде всего речь идет о его руководителях. По результатам проверки, проведенной по инициативе главы ФСИН Александра Калашникова, направлены документы на увольнение начальника УФСИН России по Саратовской области полковника внутренней службы Алексея Федотова «за серьезные просчеты в оперативно-служебной деятельности». Соответствующий указ должен быть издан президентом по представлению господина Калашникова.

Кроме того, вскоре по отрицательным мотивам уже приказом самого господина Калашникова будут уволены начальник ОТБ №1 полковник Павел Гаценко, замначальника по безопасности и оперативной работе полковник Сергей Салов, начальник оперативного отдела Антон Бочков и начальник отдела безопасности подполковник Сергей Мальцев. Кроме того, сообщили во ФСИН, материалы внутренней проверки будут переданы в СКР для принятия процессуального решения. Руководителю УФСИН и его подчиненным могут инкриминировать, например, халатность (ст. 293 УК).

Как сообщал «Ъ», во вторник в СМИ появилась информация о систематических издевательствах над заключенными в ОТБ №1. Правозащитный проект Gulagu.net распространил видеозаписи избиений и изнасилований в больнице. Над осужденными издевались так называемые активисты (зэки, сотрудничающие с администрацией исправительного учреждения).

После публикации видеозаписей, на которых несколько человек насилуют в том числе различными предметами мужчин, ситуацией в саратовском УФСИН заинтересовалась Генеральная прокуратура, центральный аппарат ФСИН и СКР.

Пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков сказал, что «в случае, если подлинность этих материалов подтвердится, то это повод для серьезного разбирательства».

Председатель Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) в Саратовской области Денис Соболев сказал «Ъ», что члены комиссии за последние полгода были в ОТБ №1 четыре раза, жалоб со стороны заключенных не поступало.

«Вместе с нами учреждения посещает заместитель прокурора области, уполномоченный по правам человека и так далее, хотя мы постоянно обращаем внимание на отношение с администрацией и между заключенными. На насилие жалоб не было»,— сказал господин Соболев. По его словам, члены ОНК всегда говорят осужденным, что, если они не хотят общаться при руководстве колонии, можно пообщаться на личном приеме. «Никто не изъявлял желания общаться. Я так понимаю, на опубликованных видеозаписях также нет имен людей. Надеюсь, специалисты разберутся, потому что никто не заинтересован в том, чтобы покрывать происходящее»,— заявил господин Соболев.

В свою очередь адвокат Маргарита Ростошинская говорит, что за последние пять лет по фактам издевательств над заключенными в ОТБ №1 саратовского УФСИН было «огромное количество жалоб».

«Официальные структуры регулярно ездят туда с проверками и по итогам пишут отчеты, что все прекрасно и проблем нет. На самом деле пишут очень много и те люди, которые чудом попадают на прием (а тех, у кого есть жалобы, на прием не пускают) обо всем рассказывают. Но, видимо, их не принимают во внимание. О тех фактах, которые обнародованы сейчас, насколько мне известно, писали во все инстанции еще полгода назад»,— отмечает госпожа Ростошинская. По ее мнению, на этот раз ситуация получила огласку из-за вмешательства ГУ ФСИН.

Сергей Петунин, Саратов; Николай Сергеев

Эссе Садовниковой Анны «Провоцирует ли виртуальная жестокость реальное насилие?»

 «Всякое телевидение — образовательное. Вопрос лишь в том, чему оно учит».

Н. Дгкоисон, председатель Федеральной комиссия США по коммуникациям, 1978

 

Жестокость на телевидении и ее влияние на общество – это одна из наиболее обсуждаемых и щипитильных тем наших дней. По канонам демократического общества (коими мы себя считаем), где главное – это человек и его моральные принципы, преступлений быть не должно или хотя бы не в таком объеме, как это происходит в наши дни. В связи с этим люди задаются вопросом, отчего же такие всплески насилия? И не виновато ли в этом телевидение?

Каждый день по телевизору мы видим огромное количество фильмов, передач, сериалов, выпусков новостей, где в красочных подробностях смакуют то или иное преступление. Кровь льется рекой, мозги стекают со стен, а мы и рады. Или нет? В обиход западной научной литературы даже вошел специальный термин «телевизионное насилие». Этот термин, как правило, объединяет в себе все демонстрации нанесения какого-либо повреждения или ущерба персонажам телевизионных программ.

Влияние телевидение на поведение человека в настоящее время практически не изучаются или изучаются косвенно, в связи с другими исследованиями. По большей части, этими исследованиями занимаются зарубежные ученые. Но тот факт, что этот вопрос так скудно освещен, совсем не означает, что он не важен.

 И так цель нашего исследования заключается в том, чтобы выяснить действительно ли телевидение вызывает  жестокость у тех, кто его смотрит или это заявление лишь попытка объяснить те процессы, которые из покон веков существовали в нашем обществе.

Отдельной проблемой при рассмотрении вопроса о влиянии телевидения на массы, стоит его влияние на детей. По мнению многих ученых именно дети больше всех подвержены влиянию, так что вполне возможно, что они впитывают информация, передаваемую через голубой экран, так же быстро, как и всё остальное. Это происходит из-за незащищенности их психики. Взрослый человек с установившейся психикой и моральными принципами в состоянии определить, что есть хорошо, а что плохо. В то время, как неокрепшее сознание ребенка, поглощает информацию одним потоком, не разделяя ее на черное и белое.

Раньше воспитанием ребенка занимались родители, бабушки и дедушки, общаясь с которыми, он мог получить все необходимые разъяснения и вбирая в себя их знания и опыт, а так же положительный эмоциональный заряд. Сейчас, ситуация во многом изменилась и телевизор взял на себя функции воспитания личности детей. Многие родители полагают, что детские развивающие передачи способны научить ребенка разговаривать, считать и писать. Но исследования, проведенные американскими учеными доказали обратное. «В одном эксперименте врачи регулярно демонстрировали детям с нормальным слухом, рожденным от глухонемых родителей, известную детскую образовательную передачу «Улица Сезам». Целью было проверить, не научатся ли они говорить. Этого не произошло. Дети учатся говорить, только общаясь с живыми людьми. Исследования показали, что маленьких детей привлекают звуки из телевизора, но их мозг не обрабатывает телевизионную речь с такой же интенсивностью, как разговор общающегося с ребенком человека. Кроме того, телевизор – точечный источник звука, тогда как в реальном мире звуки объемны, идут с разных сторон. Поэтому дети, привыкшие к телевизору, хуже других умеют определять направление на источник звука».

Также у детей отсутствует полное сознание реальность. Насилие на экране они воспринимают, как настоящее, и в результате привыкания к этим «экранным действам», дети могут посчитать это вполне естественной формой поведения. «Исследования показали, что американские дети, сидя перед телевизором в среднем 3 часа в день, за год успевают увидеть около 14 тысяч сцен, связанных с сексом, а к окончанию восьмилетней школы – около 8 тысяч убийств (у нас, пожалуй, и больше)».

«Учеными Гарвардского университета было доказано, что агрессия на экране делает детей более агрессивными по отношению к окружающему миру. Проведенное исследование показало, что, чем больше и бесконтрольнее ребенок проводит время у телевизора, тем активнее он усваивает нормы агрессивности. Так, среди увлекающихся просмотром телепередач в 2 раза больше детей, имеющих высокий уровень агрессивности, и в 3 раза меньше детей с низким уровнем агрессивности».

Телевидение без всяких сомнений обладает способностью формировать общественное мнение, настроение людей и возможно эта способность выступает, как регулятор социального поведения. Из разнообразных социологических исследований можно увидеть, что в наше время роль СМИ в жизни нашего общества со временем возрастает. Телевидение стало важнейшим источником информации. А кто так не потребляет информацию, как подростки?

За два последних десятилетия молодежная преступность возросла почти в два раза. Участились случаи копирования поведения героев боевиков подростками. Чего только стоят случаи массовых расстрелов в американских школах и университетах, имеющих место практически каждый год. В Азербайджане подобная трагедия произошла в Нефтяной    академии и потрясла всю    страну.

А недавно полиция Нью-Йорка арестовала подозреваемого во взрыве кафе на Манхэттене — им оказался подросток, пытавшийся копировать поведение героя Брэда Питта из фильма «Бойцовский клуб».Полиция рассматривала это дело в связи с другими подобными инцидентами в городе: ночными взрывами у генеральных консульств Великобритании в 2005 году, Мексики — в 2007-м и участка по набору в армию на Таймс-сквер-в2008-м.

«В 1999 году Центром социологии образования РАО было проведено пилотажное исследование, направленное на анализ трансляции сцен насилия и эротики по трем каналам телевидения: ОРТ, НТВ, ТВ-Центр. Общий объем экспертных телепросмотров по специально разработанной процедуре составил 119 часов. В результате анализа были выделены 486 сцен насилия и эротики, которые подверглись контент-анализу. В результате выявлено, что наиболее распространенным на телеканале видом агрессии является убийство – 26%. Эротические сцены составляют – 14,2%, а непосредственный половой акт – 2,5%. Достаточно распространена такая форма агрессии, как избиение – 7,8% от всех сцен насилия и эротики. Эти данные показывают, что телевизионный экран весьма агрессивен, поскольку каждая третья-четвертая сцена заканчивается убийством, а каждая двадцатая – жестоким избиением.». В ходе проведенных работ, выяснилось, что почти каждый седьмой старшеклассник считает, что такие фильмы учат его добиваться своих целей в жизни. Но прочно связать подростковую жестокость с насилием на телевидении так и не удалось.

На самом деле, прочитав несколько десятков статей на данную тему, мне не удалось найти ничего. Что могла бы на 100% подтвердить теорию о том, что насилие на телевидении приводит к агрессии у людей  жизни. Несомненно, телевидение способно влиять на нашу жизнь, но это влияние, на мой взгляд, сильно преувеличено. С такой же вероятностью на нас влияет погода или отношения с близкими людьми. Разносторонне развитый человек черпает информацию не из одного определенного источника, а совсем наоборот. На нас оказывает воздействие сотни не связанных между собой явлений, предметов, людей и т.д. На мой взгляд, на агрессию людей больше влияет нехватка образования или низкий уровень благосостояния в обществе.

Кроме того, люди славились любовью к насилию еще задолго до появления телевидения. С момента  появления человека на земле, он убивал себе подобных. С течением времени, люди даже возвели убийства в статус забавы – вспомнить хотя бы гладиаторские бои. Войны велись беспрестанно, и как следствие – человеческая жизнь, скажем, в древнем мире, перестала иметь существенную ценность. Теперь же воины ведутся точечно, не требуя таких огромных человеческих жертв и, если сравнивать со средневековьем, можно заметить, что смертей и убийств стало намного меньше.

В каждом конкретном историческом периоде существуют свои особенности, свои моральные ценности. Ведь телевидение, это, по сути, отражение этих наших ценностей. Да, оно имеет большое влияние, но только такое, каким мы сами его наделяем.

Действительно важным, я посчитала то, как телевидение влияет на детей. Так как, не выросло еще поколение, так сказать «взращенное голубым экраном» невозможно в точности предугадать  последствие такого воспитания. Но и эта вина полностью лежит на плечах родителей, которые не смогли правильно подготовить своих детей к правильному восприятию информации полученной из телевизора.

Одно ясно точно, что исследования, проводимые петербургскими учеными (и приведенные в прилагаемом видеоролике) открывают перед нами не очень радужную перспективу. И, если не принять меры, ограничивающие влияние телевидения на подрастающее поколение,  мы вскоре можем  действительно столкнуться с такими проявлениями жестокости, вызванными голубым экраном, которых мы все так боимся.

 

Использованные источники:

http://subscribe.ru/archive/home.child.garmony2010/200601/30134406.html

http://subscribe.ru/archive/home.child.garmony2010/200602/06034742.html

http://science.ncstu.ru/articles/hs/09/psych/41.pdf/file_download

http://www.zerkalo.az/2009-07-22/society/985-filmi-sceni-nasiliya

http://www.genon.ru/GetAnswer.aspx?qid=a3fd80ce-56f2-43ca-8dda-fc4970b9ce8b

 

http://www.psyperm.narod.ru/S46.htm

Семь способов борьбы с гендерным насилием в Таджикистане — News and analysis

Блог 25/11/2020 Шамсия Рахимшоева

В ознаменование начала 16 дней активных действий против гендерного насилия (ГН) мы рассказываем, как мы работаем с партнерами в Таджикистане, чтобы бросить вызов нормам, порождающим неравенство и насилие, поддержать переживших домашнее насилие и способствовать участию женщин в преодолении насилия, основанного на гендере.

Таджикистан является традиционно патриархальным и иерархическим обществом, где традиции и обычаи диктуют, что женщины, в первую очередь, являются матерями и женами, должны подчиняться мужчинам и их семьям, и их основная роль — вести домашнее хозяйство. Эти и другие гендерные нормы ограничивают их права, сводят к минимуму их участие в общественной жизни, и подвергают их воздействию гендерного насилия (ГН), включая насилие в семье, ранние и принудительные браки.

Гендерные нормы формируют не только поведение. Они формируют законы: в настоящее время согласно уголовному кодексу Таджикистана ни домашнее насилие, ни изнасилование в браке не выделены в качестве отдельных преступлений. Гендерные нормы определяют, имеют ли женщины доступ к правосудию: например, в Таджикистане только каждая пятая жертва домашнего насилия заявляет о насилии и подает жалобу в правоохранительные органы на рассмотрение. Существующие гендерные нормы формируют институциональную политику и практику: например, когда женщины сообщают о ГН, им рекомендуется решать такие проблемы самостоятельно, несмотря на то, какое влияние ГН может на них оказать в будущем.

С 2010 года Saferworld и наши партнеры — Ассоциация научной и технической интеллигенции Таджикистана, Ассоциация юристов Памира, Джахон, Марифатноки, общественные советы при МВД РТ, общественные советы по обеспечению общественного порядка (ОСООП) при ОМВД работают над повышением безопасности сообществ с помощью проверенного подхода взаимодействия милиции с общественностью/со-безопасность.

Ниже мы приводим семь способов обеспечения того, чтобы потребности женщин и девочек в защите и безопасности рассматривались и учитывались как приоритетные потребности общественной безопасности, и с помощью которых мы надеемся изменить гендерные нормы, способствующие насилию и неравенству:

1. Начинайте каждый проект или инициативу с оценки безопасности сообщества, которая учитывает потребности женщин как с точки зрения методологии, так и в составлении вопросов: проводите обсуждения в фокус-группах только для женщин (и молодых женщин), вовлекайте существующие женские группы и включайте вопросы, касающиеся конкретных потребностей, нужд и опыта женщин и девочек. В результате, каждая оценка безопасности сообщества, которую мы проводили в Таджикистане, показывала, что насилие в семье и ранние браки являются серьезными проблемами безопасности сообщества.
2. Инвестируйте в гендерно-чувствительный анализ конфликтов: в феврале 2020 года мы провели более глубокий гендерно-чувствительный анализ конфликта, который позволил участникам понять коренные причины таких проблем, как гендерное насилие и исключение женщин из процессов принятия решений. С помощью этой методологии люди из разных слоев общества могут понять, как гендерные нормы способствуют насилию и конфликтам. Но они также понимают, как это продлевает существование неравенства, бедности и нестабильности. К примеру, сообщества осознали явную связь между гендерными нормами и низким уровнем грамотности среди молодых девушек и женщин, и как следствие — бедностью. Анализ также помогает им осознать свою роль как людей, лидеров сообщества, членов семей и представителей власти в поощрении или противодействии негативным нормам и создает возможности для позитивных изменений. В целом, это дает нам представление о том, что гендерные вопросы сложны и что для достижения системных изменений необходимы как более широкие информационные кампании, так и преобразования на всех уровнях, в том числе и на национальном уровне.
3. Обеспечение того, чтобы планы действий сообществ включали потребности женщин и девочек и отвечали на них: для решения проблем безопасности, выявленных в ходе нашего анализа конфликтов с учетом гендерных факторов, мы вместе с нашими партнерами разрабатываем планы действий сообщества. Мы гарантируем, что они отвечают потребностям женщин и девочек: 4 из 19 планов действий, которые мы поддержали в этом году, сосредоточены на потребностях женщин, таких как укрепление механизмов направления к специалистам по гендерному насилию, повышение осведомленности о гендерном насилии с учетом COVID-19, а также работа с молодежью с целью оспаривания, преодоления или решения негативных гендерных норм.
4. Обеспечение женщинам возможности активного участия и управления усилиями сообщества по обеспечению мира и безопасности: мы предприняли усилия для создания более сбалансированных с гендерной точки зрения ОСООПов. Сегодня 11 из всех ОСООПов, которых Saferworld и наши партнеры поддерживают по всей стране, возглавляются женщинами. Это способствует обеспечению безопасности общества и помогает бросить вызов традиционным нормам и ролям, предписываемым женщинам. Мы также расширили партнерские отношения с женскими организациями и оказали им поддержку: в настоящее время двое из четырех наших постоянных партнеров — это организации, возглавляемые женщинами.
5. Регулярно проводите гендерно-чувствительный анализ конфликтов и будьте гибкими в своем подходе: мы с одним из наших партнеров, женским центром «Гулрухсор», видели влияние COVID-19 на рост домашнего насилия, с которым сталкиваются женщины. По данным «Гулрухсор» по сравнению с 2019 годом в 2020 году на 30 процентов увеличилось число женщин, обращающихся за помощью в связи с домашним насилием. Учитывая это, Saferworld поддержал «Гулрухсор» небольшим грантом, который они использовали для увеличения психосоциальной поддержки и юридических консультаций в женском приюте в Худжанде женщинам и детям, пережившим домашнее насилие. Мы рассматриваем это как важную часть нашего целостного подхода к борьбе с насилием в отношении женщин, при котором женщинам оказывается немедленная поддержка, а также когда партнеры работают над достижением долгосрочных изменений.
6. Совместное реагирование на потребности женщин с конкретными действиями для гендерных преобразований: наш гендерный анализ также подчеркнул важность работы с милицией в Таджикистане для изменения негативных гендерных норм на уровне сообществ, учитывая их влияние в иерархической структуре таджикского общества. Мы провели для сотрудников милиции Таджикистана тренинги и семинары в отношении негативных гендерных норм и домашнем насилии.  На сегодняшний день мы видим небольшие позитивные изменения в сообществах, в которых мы работаем.  Один из показателей — это рост обращений по ГН в милицию. Но очевидно, что нам нужна более широкая национальная адвокация для продолжения изменения укоренившихся норм для более равноправного и активного участия женщин в принятии решений, разработке стратегических документов и программ. Также для изменения негативных гендерных норм наши партнеры проводят тренинги для субъектов, занимающихся профилактикой  насилия в семье, по лидерству и предотвращению домашнего насилия; кроме того, работают через постановку театральных представлений о последствиях домашнего насилия; партнеры проводят организуют профессиональные тренинги для девочек и женщин для смены негативных традиционных ролей;  , а также всячески поддерживают лидерство среди девочек через спорт, путем приглашения вовлечения наших знаменитых спортсменок для общения с девушками в их сообществах.
7. Cвязь между работой, которая проводится на уровне сообществ, с адвокацией на более высоких уровнях: чтобы способствовать системным изменениям, мы объединяем наши действия на уровне сообщества с адвокацией и повышением осведомленности на более высоких уровнях, включая проведение информационной кампании о домашнем насилии среди населения и правоохранительных органов по Закону «О предупреждении насилия в семье». В настоящее время только 19% депутатов парламента Таджикистана — женщины, и лишь два парламентских комитета и одно министерство возглавляют женщины. Чтобы увеличить количество женщин, задействованных в процессах принятия решений, мы работаем с Министерством внутренних дел Таджикистана, выступая за введение обязательной квоты для женщин-членов ОСООП. Хотя в настоящее время женщины составляют около 33 процентов членов ОСООП, это число было гораздо меньше в 2016 году. Еще одна цель, которую мы преследуем — обеспечить включение женщин в разработку стратегических документов и программ Министерства внутренних дел.

Целостный подход к миростроительству и предотвращению гендерного насилия возможен и эффективен. Положительные результаты, которые мы наблюдаем, плюс потенциал молодого поколения с другим мышлением создают более равноправный Таджикистан, где женщины и девушки могут жить своей жизнью без страха и последствий насилия.

В Астрахани хотят расширить основания для помещения детей в исправительный центр

Поправки в федеральный закон об основах системы профилактики правонарушений несовершеннолетних. В Думе Астраханской области прошёл круглый стол на тему расширения перечня основания для помещения детей в центр временного содержания. Так, сегодня причин для отправления подростков в исправительный институт крайне мало.

– Несмотря на снижение подростковой преступности, в её структуре неуклонно растёт доля особо тяжких и тяжких преступлений.

Тяжкие и особо тяжкие преступления сегодня чаще всего совершают подростки в возрасте 15-16 лет. Причём они объединяются в группы. Впервые же «идут на дело» и нарушают закон дети 9-10 лет. В этом возрасте особенно важно проводить с такими ребятами профилактические беседы, чтобы направить их на правильный путь, уверен депутат Думы Астраханской области Андрей Лифанов.

«Негативными факторами, способствующими к формированию личности несовершеннолетнего преступника, нередко становится проблема социализации, трудности в общении со сверстниками, травля со стороны одноклассников, конфликты с родителями, насилие и отсутствие доверительных отношений в семье», – рассказывает депутат Думы Астраханской области Андрей Лифанов.

Для проработки негативных факторов и исправления нерадивых подростков в Астраханской области существует центр временного содержания для несовершеннолетних. Это не карательный орган, а исправительный − здесь с ребёнком работают психологи, тренеры различных видов спорта и другие педагоги. При этом воспитанников не отрывают от учебного процесса. После выпуска из центра большинство детей не совершают противозаконных деяний, отмечают эксперты. Однако попасть в это учреждение крайне сложно. В основном ребят отправляют в социально-реабилитационные центры для детей, которые попали в трудную жизненную ситуацию.

«Они нам звонят: «Можете прислать сотрудника, потому что у нас здесь неуправляемые дети?». Именно со стороны сотрудников полиции ощутима та индивидуально-профилактическая работа, чем от сотрудников СРЦ, у которых дети находятся именно на реабилитации. А здесь необходима профилактическая работа», – говорит начальник центра временного содержания несовершеннолетних правонарушителей УМВД России по Астраханской области Халидулла Умбетов.

Оснований для помещения подростка в центр мало, уверены в прокуратуре региона. За помощью в решении этой проблемы сотрудники надзорного ведомства обратились в Думу Астраханской области.

«В настоящее время закон определяет положение помещение в ЦВСНП только несовершеннолетних, не достигших возраста привлечения к административной ответственности. То есть остальные у нас получается недопрофилактированы», – отметил начальник отдела по надзору за исполнением законов о несовершеннолетних и молодёжи прокуратуры Астраханской области Никита Фомин.

В Думе Астраханской области инициативу поддержали. Так, в ближайшее время по решению участников круглого стола будет создана законодательная инициатива. После она будет рассмотрена на заседании регионального парламента.

Приводят ли жестокие видеоигры к настоящему насилию?

В науке корреляция не подразумевает причинно-следственную связь. Например, изменения в активности мозга не обязательно приводят к изменениям в поведении. Даже очевидная связь между виртуальной агрессией и агрессией в реальной жизни, например, отыгрывание определенного поведения, изображенного в «Grand Theft Auto», не обязательно является причинно-следственной связью. Может случиться так, что жестоким психопатам в реальной жизни нравится быть виртуальными жестокими психопатами, и они выбирают игры, основываясь на этом предпочтении [источник: Лиллебуэн].

На самом деле, в исследованиях, связывающих насильственные игры с насильственным (или, точнее, агрессивным) поведением, имеются значительные недостатки, в том числе отсутствие контекстуализации и общее несоответствие результатов [источник: Фергюсон].

Например, в исследовании 2010 года, опубликованном в «Review of General Psychology», были рассмотрены прошлые исследования, в которых сообщалось о связи между жестокими играми и агрессивными реакциями. Исследователи обнаружили, что испытуемые, наиболее сильно затронутые жестокой игрой, были теми, кто проявлял черты личности, свидетельствующие о психотизме, в том числе отсутствие эмпатии, нонконформизм и импульсивность.Люди, соответствующие этой модели, предрасположены рассматривать насилие как адекватную реакцию на социальный конфликт [источник: Марки, Харрис].

Национальные тенденции, которые основаны на гораздо больших размерах выборки, чем лабораторные исследования, также противоречат причинно-следственной связи между видеоиграми и поведением: в то время как продажи жестоких игр растут (и сами игры становятся все более жестокими), уровень насильственных преступлений в Соединенные Штаты падают [источник: LiveScience]. В 2013 году уровень преступности в 10 крупнейших странах США.С. городов были самыми низкими за четыре десятилетия [источник: Zadronsy].

А одно исследование 2013 года, опубликованное в «Journal of Youth and Adolescence», показало, что жестокие видеоигры не влияют на поведение детей «группы риска». «В группе риска» в данном случае означало, что у них проявляются симптомы синдрома дефицита внимания или депрессии — состояний, которые, как считается, повышают уязвимость к потенциально негативным последствиям насилия в видеоиграх. Исследователи изучили поведение 377 таких U.С. детей, изучив как их игровые привычки (уровень насилия, время, проведенное за игрой), так и их негативные социальные привычки (драки, издевательства, прогулы в классе), не обнаружили связи между ними. На самом деле, у небольшого числа детей с симптомами дефицита внимания жестокие видеоигры коррелировали с небольшим снижением уровня травли [источник: Фергюсон].

В открытом письме в Американскую психологическую ассоциацию (APA), опубликованном в 2013 году, группа из более чем 200 экспертов по психологии обратилась в APA с просьбой пересмотреть свою резолюцию о том, что «всякое насилие должно быть сокращено в видеоиграх и интерактивных медиа, предназначенных для детей». и молодежи» [источник: АПА].Они объяснили, что как люди науки они просто не могут поддержать официальную позицию, основанную на том, что они считают совершенно недостаточными доказательствами. По состоянию на начало 2014 года оперативная группа APA все еще занималась этим вопросом.

Помимо научных доказательств, вы не найдете много людей, поддерживающих детей (или взрослых, если уж на то пошло), часами в день притворяющихся убийцами. Большинство розничных продавцов отказываются продавать жестокие игры с рейтингом M (для взрослых) детям младше 17 лет, и каждая консоль на рынке имеет встроенный родительский контроль [источники: ESRB[url=’http://www.theatlantic.com/technology/archive/2011/06/infographic-videogame-industry-statistics/239665/’], Джексон]. Скорее всего, мы никогда не узнаем, порождает ли виртуальное насилие фактическое насилие. Представьте себе этические проблемы при разработке исследования, которое могло бы окончательно это доказать. Тем временем продажи видеоигр растут: «Grand Theft Auto 5» побила мировой рекорд Гиннеса в 2013 году за «самый высокий доход от развлекательного продукта за 24 часа» [источник: Lynch].

Противостояние «шокирующему» произведению виртуальной реальности на биеннале Уитни

Виртуальная инсталляция Джордана Вулфсона на новой биеннале Уитни «Настоящее насилие» — это редкая художественная работа, в которой есть триггер-предупреждение, а также возраст ограничение.Никто младше семнадцати лет не допускается; несовершеннолетние должны будут получить свою дозу бойни, вместо этого пробравшись в «Логан». «Настоящее насилие» тоже требует предупреждения о спойлерах. Если вы хотите, чтобы ваш шок не ослаб, повернитесь сейчас. Я предпочитаю знать, что меня ждет, когда речь идет об изображениях крайней жестокости, поэтому я достаточно прочитал о видео, чтобы почувствовать превентивную тошноту, когда я выстраивался в очередь за наушниками в пятницу днем. Ранние обзоры называли работу тревожной, ужасающей, отталкивающей, вызывающей тошноту и посттравматический стресс, но также и беспричинным трюком, ушастым и дешевым.Молва об этом распространилась, как слух, по комнатам Уитни. «Мы собираемся посмотреть на вещь Джордана», — сказал парень лет тридцати своему другу, который высунул язык и провел пальцем по горлу.

Вот что происходит. Зрителей направляют к стойке, вручают наушники с шумоподавлением и очки виртуальной реальности, а также просят ухватиться за перила под ними. Видео начинается с вида ясного неба, мелькающего между зданиями на широкой улице Манхэттена, как будто вы лежите на спине на земле.Вы почти чувствуете запах весны. Потом разрез, и там, на коленях, на тротуаре стоит молодой человек в джинсах и красной толстовке с непонятным жалобным выражением лица, когда он выдерживает ваш взгляд. Над ним стоит человек в серой футболке: художник. Он берет бейсбольную биту и бьет свою жертву по черепу, затем роняет биту, тащит мужчину за ноги к центру тротуара и начинает бить его по лицу серией ударов ногами и ногами. Кровь хлещет. Жертва хмыкает и молчит.На улице равнодушный транспорт стоит бампер к бамперу. На дальнем фоне снуют пешеходы. Летучая мышь скатилась в канаву; нападающий забирает его и продолжает. Камера показывает головокружительный вид сверху; такое ощущение, что во сне зависаешь вверх ногами. Повсюду мужской голос поет два еврейских благословения, которые евреи произносят над свечами во время Хануки. Резко обрывается звук, потом изображение.

Все это длится две минуты и двадцать пять секунд, если вы сделаете это так долго.»Ой! Ой!» — крикнул мужчина в шапочке и пыльнике, вздрагивая. Он ушел, качая головой. На противоположном конце стола женщина, отказавшаяся от наушников, стояла рядом со своим парнем и с тревогой смотрела, как он смотрит видео от их имени. Пара мальчишек, которые только что пищали по возрастному цензу, сняли наушники, переглянулись и расхохотались. Пожилой мужчина, лысый и раскрасневшийся, снял гарнитуру, моргая беззащитным близоруким взглядом. Его очки застряли внутри.Сотрудник музея бегал вокруг, протирая снаряжение дезинфицирующим средством.

Белокурая девушка лет двадцати отвернулась от столика и увидела свою подругу, которая стояла поодаль, словно ожидая пассажира, высаживающегося с корабля после опасного плавания. «Элизабет!» сказала блондинка. — Ты бы возненавидел это!

«Я так рад, что не посмотрел его!» — сказала Элизабет с явным облегчением.

Женщина из окраины, на вид лет шестидесяти, одетая в черное и с темно-синей сумкой Longchamp, строго разговаривала с молодым сотрудником музея, стоявшим у выхода из инсталляции.«Ничего, что я не знаю », — сказала она. Однако она хотела знать, какова должна быть цель установки. Было ли насилие реальным, как рекламируется? Сотрудник музея сказал ей, что ей и ее коллегам не было предоставлено больше информации, чем та, что содержится в тексте на стене, в котором вопрос не рассматривается. «Не похоже, что кто-то смог бы пережить это, даже если бы это было тридцать секунд», — сказала женщина.

Насилие в «Настоящем насилии» не настоящее, поскольку оно осуществляется над аниматронной куклой, улучшенной в пост-продакшн.Но тревожный лоск реальности и есть его цель. В интервью ARTnews Вольфсон сказал, что сначала пробовал работать с каскадером, но обнаружил, что результат выглядит слишком фальшиво. Он, загонщик, должен был воздерживаться от причинения настоящего вреда. Использование куклы позволило ему нанести как можно больше вреда.

Осознание того, что такое насилие, каким бы реальным оно ни было, не действует на реального человека, полностью меняет силу произведения искусства — по крайней мере, для меня. Мое тело, застывшее от тревожного ожидания, расслабилось, как только начала литься фальшивая кровь.Я представила, как Вольфсон убийственно топчет куклу, а затем спокойно сидит перед экраном компьютера, чтобы придать ей человеческое лицо. Я смотрел «Настоящее насилие» три раза: сначала слегка размыто, без очков; затем снова в фокусе; и в третий раз, чтобы уловить детали, которые я мог пропустить в течение первых двух.

Это то, что люди чувствуют на стрельбе по мишеням, метко стреляя по бумажной мишени в форме человека? Это то, что чувствуют геймеры, играя в шутер от первого лица, убивая своих соперников на экране? В обоих этих действиях используется повествование — мощный инструмент, от которого отказывается Вольфсон.На стрельбище или за игровой приставкой вы являетесь главным героем в соревновании за собственное выживание. Кем мы должны быть в «Настоящем насилии» — озверевшими, брутализаторами или сторонними наблюдателями, ничего не делая?

Первая, инстинктивная реакция — эмпатическая: отвращение, отвращение, гнев на то, что тебя заставляют смотреть на злодеяние. Но Вольфсон усложняет инсценированную им сцену насилия, нейтрализуя ее. Он и его жертва оба белые, оба мужчины, примерно одного возраста и одинакового телосложения.Эти двое, по-видимому, равны по силе и социальному статусу. Единственная подсказка, которую нам дают, чтобы направить наши симпатии, — это их первоначальная позиция, покорная манера, в которой жертва становится на колени, уставившись на зрителя. (Как пленник ISIS без капюшона, подумал я.) У одного есть сила, у другого нет, но к моему третьему просмотру мой повествовательный мозг изобрел контрапунктический сценарий. Могла ли жертва быть изначальным брутализатором? Молитвы на иврите могли указывать на то, что имел место какой-то гротескный акт антисемитизма, но в равной степени верно и обратное.Ханука — праздник, отмечающий успех восстания против угнетателя; может быть, это был сценарий «Бесславных ублюдков», акт мести за злодеяния, совершенные человеком, ныне поверженным. (Вольфсон, как отмечается в тексте на стене музея, еврей.) Художественная литература — это морально-пластическая сила; точка зрения может многое определить. Если бы видео Вольфсона было документальным, не было бы оправдания тому, что в нем показано. Если бы это был фильм по сценарию с Вольфсоном в роли героя, мы бы подбадривали его с первой же сокрушительной трещины в черепе.

Все это говорит о том, что в этом видео есть что-то в высшей степени китчевое — гладкое, пустое качество в оркестрованной аляповатости. «Настоящее насилие» не показалось мне таким загадочным или нервирующим, как другая работа Вольфсона, прошлогодняя провокационно названная «Цветная скульптура», в которой гигантская рыжеволосая кукла, похожая на одержимого демонами Хауди Дуди, неоднократно поднимается и падает на землю. землю лязгающими цепями. В том произведении все дело было в искусственности: посмотрите видео на YouTube и сами убедитесь, как быстро сознание колеблется между жуткой симпатией к замученной игрушке и страхом перед ней.Обе реакции в равной степени бессмысленны — существо не может чувствовать, — но они прилипают. В.Р. еще не заменило такую ​​грубую реальность, по крайней мере, в «Уитни». Надев гарнитуру Вольфсона, я ощущал не столько переключение одного мира на другой, сколько полное отключение мира, замену гладкой, кристальной четкости видеоносителем, с которым мы более знакомы: дрожание камеры смартфона, снимающей что-то срочное, или ужас как раскрывается.

Бесконтекстная работа Вольфсона, в конце концов, имеет контекст: Америка со всем ее бесспорно реальным насилием, совершаемым ежедневно над жертвами из плоти и крови.В соседнем зале биеннале висит картина Генри Тейлора, изображающая смерть Филандо Кастилии, убитого в июле прошлого года полицейским. Визуальный источник — это тот, к которому у всех нас есть доступ: видео встречи, которую Даймонд Рейнольдс, подруга Кастилии, транслировала в прямом эфире на Facebook. Тейлор нарисовал Кастиля, откинувшегося назад в своей машине с открытыми глазами, а рука офицера стреляет в окно. Стиль свободный, цвета резкие: белая рубашка Кастилии, смуглая кожа; розовая рука офицера.Это картина воспоминаний, выжженных в сознании видео, которое никогда не станет легче смотреть.

Dr.Henry A. Giroux-Статьи в Интернете

Расизм и эстетика гиперреального насилия: Криминальное чтиво и другие визуальные трагедии Автор: Генри А. Жиру Social Identities 1:2 (1995), стр. 333-354. Кино и культура насилия Американское кино все чаще становится местом встречи для изображения как городской «реальности» насилия чернокожих среди молодежи, так и для пропаганды обновленной «приемлемости и/или терпимости». откровенной расистской доктрины.Недавние фильмы, посвященные городскому насилию чернокожих, такие как Boys N the Hood (1991), Juice (1992), Menace II Society (1993), Sugar Hill (1994) и Fresh (1994). ) привлекли внимание национальных средств массовой информации, потому что они не просто отражают современные городские реалии, но также укрепляют популярное представление о том, что повседневная городская жизнь чернокожих и насильственные преступления взаимно определяют друг друга Кино, кажется, обеспечивает новый язык и эстетику, в которых город становится центром социальных беспорядков и насилия, и особенно чернокожая молодежь, становятся агентами преступности, патологии и морального упадка. Реальная жизнь и целлулоидные изображения размываются по мере того, как изображения расы и насилия распространяются все шире благодаря широкому освещению в средствах массовой информации насилия среди молодежи, нередко подчеркивая кровь, кишки, истерию и другие безвкусные голливудские эффекты, чтобы акцентировать внимание на своих сенсационных, часто расистских комментариях. Отношения между повседневными и кинематографическими представлениями часто воспринимаются как причинно-следственные, как, например, когда национальные СМИ недавно сосредоточились на латиноамериканской молодежи в Лос-Анджелесе, Нью-Йорке и Нью-Джерси, которые бунтовали или дрались друг с другом за пределами кинотеатров, в которых чернокожая молодежь показывали гангстерские фильмы.Изучая эти реальные и символические представления чернокожих о насилии над чернокожими, популярная пресса использовала этот инцидент, чтобы связать воздействие насилия в СМИ с агрессивным, антисоциальным поведением в реальной жизни. Пресса не использовала эти события, чтобы привлечь внимание общественности к «насилию над разумом, телом и духом разваливающихся школ, низким ожиданиям учителей, безработице и жилищной дискриминации, расистским махинациям и повседневным ненавистным взглядам людей, которые находят [черную молодежь ] виновным по подозрению». Вместо того чтобы сосредоточить внимание на том, как масштабная социальная несправедливость и неудачная политика, особенно те, которые лежат в основе американской системы неравенства, способствуют формированию культуры насилия, являющейся трагедией для всей молодежи, доминирующие средства массовой информации обратили внимание на растущее число случаев насилия среди молодежи. на черном на черном братоубийство.В данном конкретном случае репрезентация чернокожей молодежи использовалась как средство для тематизации причинно-следственной связи между насилием и дискурсом патологии. Такой расово закодированный дискурс служит для мобилизации белых страхов и легитимных «решительных мер» в социальной политике во имя реформы преступности. Более того, дискурс расы и насилия создает ощущение социальной дистанции и моральных привилегий, которые выводят доминирующее белое общество за пределы паутины насилия и социальной ответственности. Еще один пример того, как кинематографическая репрезентация и «объективное» репортаж взаимно усиливают узкую расовую кодировку насилия, можно увидеть в инциденте, который произошел в местном кинотеатре в Окленде, штат Калифорния. Группу учеников средней школы Кастлмонта пригласили посмотреть Список Шиндлера (1993) в День Мартина Лютера Кинга в рамках усилий школы по углублению их понимания истории, угнетения и расширению их понимания борьбы за права человека.Студенты, большинство из которых были чернокожими и латиноамериканцами, смеялись над некоторыми из самых жестоких сцен в фильме. Директор театра отреагировала шоком и попросила их уйти. Эта история получила общенациональное внимание в популярной прессе и повторила стереотипное предположение, что эти студенты отражали в своих личностях нигилизм и патологию, которые неизбежно вели к росту беспорядка и преступности, характерных для расово маргинального пространства городского города, пространства ужасных насилие, которое угрожает распространиться в «безопасные» пределы американского среднего класса. Вряд ли образец объективности, изображение этого эпизода в средствах массовой информации выдает определенную трагическую иронию в представлении чернокожей молодежи как источника, а не жертв насилия. На самом деле недавняя статистика показывает, что «молодые чернокожие мужчины составляли 17,7 процента всех жертв убийств, хотя они составляли всего 1,3 процента населения США. 0,00 по сравнению с 7,8 на 100 000 у белых мужчин». Медийный портрет, тем не менее, отражает консервативное настроение страны: обращение с агрессивной молодежью как с опасными городскими пришельцами гарантированно понравится толпе; сосредоточение внимания на разрушительных последствиях (белого) расизма, растущей бедности и безработицы для поколения черной молодежи менее популярно. Что особенно важно в приведенных выше примерах, так это то, что в значительной степени доминирующие белые СМИ, хотя и критически относились к конкретной реакции черных и латиноамериканских детей на бесчеловечные последствия нацистского насилия, отказывались сколько-нибудь существенно анализировать более широкую культуру насилия, которая пронизывает мир. Соединенные Штаты. Такое расследование могло бы объяснить как бесчувственную реакцию школьников на насилие, изображенное в Списке Шиндлера , но также потребовало бы, чтобы белое общество рассмотрело свою собственную ответственность и соучастие в создании постоянно распространяющейся культуры насилия и модного нигилизма, что делает его трудно для кого-либо провести осмысленную грань между нормальным и патологическим.Более того, по мере того, как контекст и условия производства насильственных репрезентаций оправдываются во имя развлечения и высоких кассовых сборов, молодежь все больше ощущает себя одновременно и субъектом, и объектом повседневного насилия и жестокости. Дешевая передовица популярной прессы и доминирующих средств массовой информации предлагает искаженное изображение молодежи, скрывающее тот факт, что «молодые люди в возрасте от 12 до 17 лет являются наиболее распространенными жертвами преступлений в Америке, с вероятностью 1 из 13 быть изнасилованными, ограбленными, или подвергся нападению.«Хотя взаимосвязь между репрезентативным насилием и его влиянием на детей и молодежь неясна, культура насилия, отвергаемая телевидением, видео и фильмами, слишком распространена, чтобы ее можно было игнорировать или отвергать». По мере того, как насилие становится все более источником удовольствия либо как место вуайеристского щекотания и кровавого зрелища, либо как эстетический принцип во всех основных средствах информации и развлечений, педагогам и культурным работникам становится все более необходимо найти способы тщательного изучения его механизмы и их политическое и педагогическое значение для производства и легитимации определенных идеологий и представлений молодежи.Как педагоги подготавливают молодежь и других к осмыслению представлений о насилии, чтобы критически понимать их как «средства, посредством которых опосредуются расовые противоречия, несправедливость и неудачная политика общества?» Момент насилия в фильмах никогда не бывает произвольным или невинным. Тем не менее, не существует единого прочтения или простого критерия, который можно было бы использовать, чтобы оправдать или осудить то, как насилие представлено, воспринято разнообразной аудиторией или использовано для максимизации удовольствия, чтобы придать ему освободительный или фашистский оттенок.Кинематографическое насилие можно использовать для исследования глубин повседневной жизни таким образом, чтобы расширить понимание тирании и господства; его также можно использовать, чтобы максимизировать непристойную сторону удовольствия, укрепить унизительные стереотипы или спровоцировать дешевый вуайеризм. Кинематографическое насилие действует во многих регистрах, и любая теоретическая и педагогическая попытка иметь дело со сложными представлениями о насилии должна быть дискриминационной при проведении таких различий. Как бы ни была широко распространена культура насилия, особенно важно, чтобы педагоги, родители, граждане и работники культуры бросили вызов представлениям о насилии, которые стали определяющим принципом визуальных медиа.Такой вызов необходимо критически сформулировать как часть более широкой государственной политики, чтобы защитить молодежь и дать им возможность различать насилие зрелища и репрезентативное насилие, которое позволяет им отождествлять себя со страданиями других, проявлять сочувствие и выполнять свои собственные этические обязательства. Ниже, во-первых, я хочу предложить схематическое определение различных репрезентаций насилия, чтобы заложить теоретическую основу для важных различий в том, как насилие конструируется в фильмах, как оно мобилизует определенные формы идентификации и как оно может решать педагогически.Во-вторых, я рассмотрю, как ультранасилие, появляющееся в популярных фильмах, провозглашенных частью нового авангарда, конструирует формы культурного расизма наряду с эстетизированным насилием, которое нравится поколению молодежи, выросшему на динамичных программах MTV и этических равнодушие 80-х. Кроме того, я рассмотрю, как расово кодированное насилие работает, чтобы исключить доминирующее белое общество из любой ответственности или соучастия с более широкой культурой насилия, одновременно перекладывая бремя преступности и социального упадка на людей цвета, белых рабочего класса и других подчиненных. группы.Развивая эту перспективу, я сосредоточусь на широко известных фильмах Квентина Тарантино « Бешеные псы » (1992) и «Криминальное чтиво » (1994). Наконец, я закончу, предложив, как педагоги и другие работники культуры могут продумать педагогические и политические стратегии, чтобы справиться с растущей культурой репрезентативного насилия в Соединенных Штатах. Ритуальное, символическое и гиперреальное насилие Статистика репрезентации насилия в медиакультуре граничит с сенсационными.Джордж Гербнер, профессор и почетный декан Школы коммуникаций Анненберга Пенсильванского университета, последние двадцать лет следит за насилием по телевидению. Согласно исследованиям Гербнера, основные вещательные сети в среднем показывают около пяти актов насилия в час в своих программах в прайм-тайм. Это тревожная цифра, учитывая, что визуальные медиа стали непреодолимым фактом культурной жизни. «[Телевизор] находится в среднем 7 часов в день в среднем американском доме…. Большинство зрителей смотрят по часам, а не по программе». Например, сообщалось, что за последние пятнадцать лет в субботу утром, когда большую часть времени смотрят дети, в сетях в среднем происходило около 25 актов насилия и час. Более того, «по оценкам исследователей, в среднем ребенок увидит 100 000 актов имитации насилия, прежде чем окончит начальную школу. А исследования показали, что бедные дети видят еще больше». Кроме того, «к 18 годам средний американский ребенок становится свидетелем 18 000 смоделированных убийств по телевидению.Насилие в кино все чаще следует по пути телевидения, особенно потому, что большая часть прибыли, полученной от театральных фильмов, будет получена за счет продажи видеокассет. Серьезные фильмы уступили место блокбастерам, и компромиссом стало увеличение числа фильмов о насилии, показанных в кинотеатрах США Здесь речь идет не только о количественной оценке насилия в визуальных средствах массовой информации. Если педагоги собираются выйти за рамки простого огульного осуждения репрезентативного насилия, становится необходимым провести различие, хотя и грубое, между насилием, которое не является необходимым, и насилием, которое может пролить свет на важные идеи об основах человечности и бесчеловечности.Например, насилие, изображенное в таких разных фильмах, как Список Шиндлера (1993) и Смертельное оружие 2 (1989), отражает разные интересы и предположения. В первом случае насилие пытается запечатлеть в общественной памяти трагическое событие Холокоста, историческое событие, которое не должно быть ни забыто, ни повторено. В то время как насилие в зрелищных фильмах, таких как «Смертельное оружие 2» , — это китч, служащий дешевым развлечением. Эта особая форма насилия прославляет сенсационное и ужасное.У него нет никакой искупительной ценности, кроме как выставлять напоказ свой бесконечный поток крови и запекшейся крови за счет драматической структуры, эмоциональной глубины и социальной значимости. Анализируя визуальное насилие, я хочу провести различие, совершенно очевидное для любого критика насилия в средствах массовой информации. Во-первых, это то, что я буду называть ритуальным насилием, ритуальным в том смысле, что насилие находится в центре жанров, которые его производят, — ужасов, приключенческого боевика, голливудской драмы — совершенно банальных, предсказуемых и часто глубоко мужских.Этот вид насилия является чисто зрелищным по форме и поверхностным по содержанию. Зрители интуитивно воспринимают такие изображения, но они не являются поучительными в лучшем педагогическом смысле, предлагая мало информации о сложном диапазоне человеческого поведения и борьбы. Этот тип насилия является манерным, потворствующим своим желаниям и мастурбирующим. Он не переделывает обычные события и не пытается критически изменить восприятие. Наоборот, оно пылает в пылу зрелища, шока и выдумки, но совершенно шаблонно.Это школа насилия Арнольда Шварценеггера и Брюса Уиллиса, подпитывающая такие блокбастеры, как « Крепкий орешек 2 » (1990) и «Терминатор 2 » (1991). Другие примеры можно найти в таких фильмах, как Скорость (1994), Взорванный (1994) и Беглец (1994). В этих фильмах есть «отголосок порнографии в максимизации удовольствия от насилия». Представления о ритуальном насилии черпают свою силу в бесчисленных повторениях графической жестокости, служащей для оцепенения чувств бесконечным потоком инфантилизированного, театрального чутья.Например, герой «Робокоп II » (1990) убивает 81 человека, а Брюс Уиллис насчитал 264 убийства в «Крепкий орешек 2 ». Чрезмерное насилие в этом случае оценивается в той степени, в какой оно воспроизводит жанр с новыми психологическими и визуальными поворотами, но никогда не требует от аудитории большего, чем запрограммированная реакция. Насилие в голливудском блокбастере, ссылающееся только на себя как на повышенное зрелище, предлагает зрителям вуайеристскую идентификацию, а не дает зрителям возможность обдумать и тщательно изучить механизмы и последствия насилия. Второй тип насилия, символическое насилие, имеет давнюю кинематографическую традицию и может быть признан в более поздних фильмах, таких как « Взвод » Оливера Стоуна (1987), « Непрощенный » Клинта Иствуда (1992), « Плачущая игра» Нила Джордана (). 1992) и « Список Шиндлера » Стивена Спилберга (1993). Символическое насилие пытается соединить внутреннее и рефлексивное. Он сочетает в себе мобилизацию эмоций и навязчивые образы нежелательного с попыткой «придать смысл и значение нашим смертным подергиваниям…. оно встряхивает все, реформируя вымышленную среду вокруг себя». Символическое насилие не становится самоцелью. Оно служит для отсылки к более широкой логике и набору идей. Вместо того, чтобы предоставить зрителю стилистическую кровь, которая предлагает непосредственность визуального удовольствия и бегства, символическое насилие исследует сложные противоречия, которые формируют человеческую деятельность, пределы рациональности и экзистенциальные проблемы, которые связывают нас с другими людьми и более широким социальным миром.Символическое насилие отказывается от механизма быстро меняющихся ритмических кадров, или головокружительный узор повторяющихся изображений.Вместо этого он пытается «найти способы тщательного изучения механизмов и последствий насилия с помощью различных процессов кадрирования, сопоставления, повторения цитируемых изображений» в контексте, который требует критических и содержательных комментариев. Например, в « Взвод » Оливер Стоун использует насилие как средство для переписывания голливудского фильма о войне и при этом пытается демистифицировать национальный шовинизм как легитимацию ведения войны во Вьетнаме. Взвод также выдвигает на первый план насилие как взрывоопасный показатель классовой и расовой напряженности, которая порождает противоречивую лояльность, акты агрессии и болезненные психологические переживания, которые многие солдаты пережили в джунглях Вьетнама.В этом случае насилие имеет определяющую роль, то есть оно имеет изображаемые в фильме последствия, связывающие мораль и человеческую деятельность. Похожий пример символического насилия можно увидеть в фильме Клинта Иствуда « Непрощенный, », который фактически переписывает традиционную версию голливудского вестерна Джона Уэйна. На фоне романтических повествований о беспомощных героинях, перестрелках на закате и ковбойском героизме Иствуд создает фильм, в котором насилие служит одновременно и зрелищем, и этическим референтом для разрушения мифа о Западе, где женщины — лишь украшения, а правосудие — первозданно и бескомпромиссно. настоящие, а белые герои-мужчины наслаждаются великолепием быстрого розыгрыша. Unforgiven переписывает традиционный и ревизионистский вестерн и при этом поднимает этические вопросы, касающиеся того, как насилие было мифологизировано и деконтекстуализировано, чтобы заново изобрести ностальгическую и совершенно ложную версию американского прошлого, прошлого, которое снова, казалось, сформировало общественную память и национальная идентичность с избранием Рональда Рейгана в 1980 году. Третий тип кинематографического насилия, о котором я хочу рассказать, — это гиперреальное насилие. Эта форма насилия появилась относительно недавно, и ее можно увидеть в ряде современных фильмов, в том числе: Бешеные псы , фильм с красивой текстурой, в котором смело рассказывается о групповом насилии и пытках полицейского после неудачного ограбления драгоценностей; Прирожденные убийцы (1994), в котором рассказывается история Микки и Мэллори, двух молодых серийных убийц, ставших сенсацией в СМИ, и Криминальное чтиво, , самый последний и знаменитый из фильмов, изображающих новое насилие. Криминальное чтиво основано на серии из трех историй, отдающих дань уважения жанру криминального криминала 1930-х годов в Соединенных Штатах. На международной арене гиперреальное насилие можно увидеть в таких фильмах, как гонконгская постановка Джонни Ву, « Убийца » (1989) и в бельгийском фильме 1992 года «Человек кусает собаку » Реми Бельво и Андре Бонцеля. Что нового в этих фильмах, так это появление формы ультранасилия, отмеченной технологической чрезмерной стимуляцией, жесткими диалогами, драматическим повествованием, пародией и обращением к бесстрашному натурализму.В то время как ритуальное насилие лишено какого-либо критического социального взаимодействия, гиперреальное насилие использует изнанку спорных вопросов. Это насилие, которое апеллирует к первобытному аффекту и имеет качество поколения, которое отражает добросовестное насилие, с которым молодежь сталкивается на улицах и в кварталах все более расово разделенной Америки. Это новое, гиперреальное насилие с его технологическим волшебством и его формалистскими призывами, иронией, юмором без чувства вины, диалогами умников, преклонением колен перед культурной кашей 70-х годов представляет собой маркер эпохи.В некотором смысле это и демонстрирует, и переопределяет проницательный комментарий Ханны Арендт о банальности насилия. Для Арендт насилие банально, потому что из-за его повсеместного распространения людям в двадцатом веке становится все труднее не быть вовлеченным в него или не затронутым им. Арендт считала, что именно вездесущность и обыденность насилия представляют серьезную опасность для гражданского общества. Гиперреальное насилие в новом жанре гангста, выставляемом напоказ как фильм-нуар, похоже, высмеивает понимание Арендт, изолируя ужасающие события от более широкого социального контекста в сочетании с бесконечным потоком персонажей, которые преуспевают в моральной неопределенности и определяют себя, принимая бессмысленные акты насилия как определяющую черту. Принцип жизни легитимирован жесткой дозой жестокости и цинизма.Для преимущественно молодых режиссеров новых гиперреалистичных фильмов о насилии именно привычность и обыденность повседневного насилия делает его главной целью для превращения в товар, придания сенсации и подчинения эстетике реализма. Зрители могут смотреть на целлулоидную кровь и запекшуюся кровь и спокойно отказываться от любого соучастия или причастности к взаимосвязи между символическим и реальным насилием. Но на карту здесь поставлено нечто большее, чем моральное равнодушие вкупе с культурной трущобой.Форма и содержание новых гиперреалистичных фильмов выходят за рамки лишения представлений о насилии какого-либо этического содержания, они также узаконивают, а не оспаривают распространяющиеся акты символического и реального насилия, коренящиеся в более широкой расистской культуре и формируемые ею. Представления о насилии больше нельзя отделить от представлений о расе; они взаимно информируют друг друга о том, что одновременно включено и исключено из таких представлений. Нигде это не проявляется так очевидно, как в волне новых авангардных фильмов, наполненных гиперреальным насилием.Но прежде чем я буду рассматривать Бешеных псов и Криминальное чтиво в качестве образцовых фильмов в этом отношении, я хочу кратко наметить некоторые репрезентативные указатели, указывающие на то, в какой степени раса, белая паника и доминирующие в СМИ образы насилия распространяются в более широком смысле. культура репрезентации, чтобы придать правдоподобие расизму, порождаемому новой волной гиперреалистичных фильмов о насилии. Белая паника и расовое кодирование насилия Случаи насилия стали настолько обычным явлением в Соединенных Штатах, что они, кажется, составляют определяющий принцип повседневной жизни.Акты насилия, начиная от банальных и заканчивая сенсационными, все чаще доминируют в газетных отчетах, телевизионных новостных программах и популярных журналах. Что еще более важно, бесконечные изображения насилия, кажется, сводят на нет реальный опыт и страдания, вызванные насилием, поскольку американское общество ежедневно бомбардируется изображениями насилия, начиная от репортажей O.J. Суд Симпсона по сообщениям о серийных убийцах, которые калечат и убивают жертв с помощью бомб, отправленных в посылках по почте.Будь то в популярных СМИ или других сферах сообщения фактов, реальность повседневного насилия дополняется культурой насилия, созданной в качестве развлечения для программ вещания и кабельного телевидения, фильмов в кинотеатрах и видеоигр. В рамках этой расширяющейся культуры насилия взаимосвязь между фактами и вымыслом становится все труднее понять, поскольку преступления в реальной жизни становятся основой для телевизионных и киноразвлечений, а выпуски новостей становятся все более шаблонными, сенсационными и менее нейтральными и объективными.В то время как насилие, по-видимому, выходит за установленные границы класса, расы и социального пространства, представление насилия в популярных СМИ в основном изображается в расовых терминах. То есть представления о насилии в значительной степени изображаются через формы расового кодирования, которые предполагают, что насилие — это проблема черных, проблема за пределами белых пригородов Америки. На самом деле белые американцы воображают себя новой осажденной группой 90-х — безмолвной и бессильной в эпоху политкорректности. Больше не застрахованные от угрозы городского насилия, они все чаще считают себя заключенными в собственных домах. Под растущей культурой насилия, как реального, так и симулированного, лежит глубоко укоренившийся расизм, породивший то, что я хочу назвать белой моральной паникой. Элементы этой паники частично коренятся в растущем страхе среди белого среднего класса по поводу ухудшения качества социальной, политической и экономической жизни, вызванного ростом бедности, наркотиков, ненависти, оружия, безработицы, социального бесправие и безнадежность. Выражения белой паники можно увидеть в принятии Предложения 187, которое приписывает рост преступности, злоупотреблений в области социального обеспечения, моральный упадок и социальные беспорядки потоку мексиканских иммигрантов, устремляющихся через границы Соединенных Штатов.Белую панику также можно прочитать в описаниях преступлений, которые появляются в национальных газетах и ​​журналах. Например, Time Magazine после ареста О.Дж. Симпсон представил свою тюремную фотографию на обложке с сильно затемненным лицом, подпитывая национальную одержимость чернокожим мужчиной как ужасным преступником — расистский жест, за который журналу пришлось позже принести извинения. Еще более агрессивно 27 июня 1993 года журнал New York Times Magazine опубликовал статью под названием «Борьба хищника за приручение себя», сопровождаемую изображением высокого чернокожего заключенного на обложке.В августе 1994 года The Times Magazine опубликовал еще одну статью о молодежных бандах и поместил на обложку фотографию афроамериканки. Снова в декабре 1994 года был опубликован еще один рассказ под названием «Черный человек в ужасной беде. Чья это проблема?» История сопровождалась изображением на обложке бритого затылка чернокожего мужчины с золотым кольцом, заметно свисающим с его уха. На следующей неделе The New York Times Magazine опубликовала передовую статью о социальном обеспечении и сослалась на нее с изображением чернокожей женщины на обложке.Что предосудительно в бесконечном повторении этих изображений, так это то, что они не только воспроизводят расистские стереотипы о чернокожих, изображая их преступниками и мошенниками, но и снимают с белых всякую ответственность или соучастие в насилии и бедности, которые стали столь эндемичными для Америки. жизнь. Расистские представления питают и укрепляют предположение о том, что безработица, бедность, бесправие и насилие являются проблемой черных. Одно из самых последних проявлений возрождающегося расизма в средствах массовой информации можно увидеть в массовом освещении в популярных новостях, на телевидении и в журналах книги Ричарда Херрнстайна и Чарльза Мюррея « Кривая нормального распределения », которая узаконивает позицию о том, что расизм «является респектабельное интеллектуальное положение, и имеет законное место в национальных дебатах по расе.«Более того, молчаливое белое большинство справедливо занимает роль морального свидетеля и судьи о судьбах чернокожих в этой стране». Расовая кодировка насилия особенно сильна и убедительна в связи с преступностью чернокожей молодежи. Как отмечает Холли Склар, «в стереотипном сокращении черные и латиноамериканские мальчики означают опасность, девочки означают благополучие, все они означают наркотики. Все они подозрительны». Расовое кодирование преступления также проявляется в широко распространенном освещении в популярных СМИ, связывающих рэп-музыку черных с групповым насилием, наркотиками и городским террором.Кинофильмы, изображающие «реалистичные» образы жизни черных в гетто, подливают масла в огонь, становясь в массовом сознании регистром легитимации расы и насилия как взаимообусловленных категорий. Последствия таких расистских стереотипов порождают в коллективном восприятии белых больше, чем предрассудки и страх. Расистские представления о насилии также подпитывают растущий общественный резонанс по поводу ужесточения законов о преступности, призванных построить больше тюрем и ввести жесткую политику в отношении цветных и классовых меньшинств.Все это сопровождается распространением псевдонаучных исследований, пропагандирующих создание кастодиального государства для содержания «некоторого существенного меньшинства населения страны, в то время как остальная Америка пытается заниматься своими делами». Социальные и политические причины насилия исключаются. Средства массовой информации освещают упрощенческие призывы консервативных политиков к увеличению количества тюрем, приютов для детей бедных чернокожих и белых матерей, а также к цензуре искусства и средств массовой информации в интересах управления социальным неравенством, а не его преодоления и преобразования.Будь то в изображении популярной черной музыки или в голливудских фильмах, насилие становится определяющим атрибутом для обвинения всей расовой группы. Конечно, насилие не отсутствует в изображениях белой молодежи и взрослых, но оно редко изображается так, чтобы предложить обвинение белым как этнической группе. Напротив, насилие в фильмах о белой молодежи часто обрамляется почти исключительно языком патологии, политического экстремизма или классового нигилизма.Например, белый юноша, изображенный в сериале «Прирожденные убийцы» , становится приемлемым для белой публики, потому что никогда не возникает возможности его идентификации. Это патологические убийцы, дети грубо неблагополучных семей, явно выходящие за рамки параметров нормальности, преобладающих в белом обществе в целом. Другой широко разрекламированный авангардный молодежный фильм, True Romance (1993), сочетает в себе постмодернистскую стилизацию, насилие и иконы поп-культуры. В этом фильме ретро-мусор 1970-х годов и отсылки формируют современную белую молодежную культуру, в том числе персонаж Элвиса в золотой куртке, который раздает советы в ванных комнатах, героиню, которая любит фильмы о кунг-фу, и главного героя, который работает в магазине комиксов. Молодежь изолирована и отчуждена в этих фильмах и не предъявляет обвинения американскому обществу не только потому, что они придерживаются тревожащего нигилизма, но и потому, что они кажутся маргинальными, неуклюжими и далекими от представлений Дэна Куэйла об американских семейных ценностях. Они находятся на обочине, и жестокость, в которую они вовлечены, имеет комфортную ауру сумасшествия низкой жизни. Вы не найдете таких детей в диснеевских фильмах. Изображение насилия белой молодежи проявляется через бесконечную серию отвратительных персонажей, чья спасительная благодать заключается в том, что они находятся на крайних психологических и экономических границах общества.Когда белая молодежь совершает насильственные действия, мучительные вопросы свободы воли, моральной ответственности и социальной ответственности не применяются. Свобода действий белой молодежи загрязнена личностной патологией, которая никогда не ставит под сомнение социальные и исторические условия ее создания. Но в расово закодированных репрезентациях насилия в черных фильмах вопросы агентности не затрагиваются причудливыми индивидуальными патологиями и вместо этого служат обвинению чернокожих как целой социальной группы, узаконивая популярный стереотип о том, что их сообщества являются центральными местами преступности, беззакония и аморальность. В фильмах о жестокой белой молодежи, таких как Законы гравитации (1992), Калифорния (1993) и Прирожденные убийцы (1994), язык безнадежности и отчаяния сводит на нет любое исследование того, как конструируется свобода воли. в отличие от просто гарантированного в более широком политическом и социальном смысле. Но в молодежных фильмах чернокожих, таких как Sugar Hill (1993), Boys N the Hood (1991) и Menace II Society (1993), навязчиво чувствуется, что чернокожие несут ответственность за ослабление их чувства индивидуальности и общества. до такой степени, что они будут жить жизнью без надежды среди культуры нигилизма и лишений.В конце концов бессилие черных становится синонимом преступности. Суммируя ограничивающие ограничения, с которыми чернокожим приходится сталкиваться в повседневной жизни, эти фильмы полностью избегают того, как агентность функционирует как историческая и социальная конструкция, указывая, в свою очередь, на более крупные детерминанты за пределами языка расизма, биологии, психологии и цинизма. Доминирующие представления о насилии среди чернокожих и белых среди молодежи подпитывают правые консервативные ценности типа Ньюта Гингрича, но не дают представления о культуре и густонаселенном ландшафте насилия в сердце белого доминирующего общества. Именно на фоне этого кризиса видения, смысла и общности новые гиперреальные фильмы приобретают значение, превосходящее их формалистическую изобретательность, язвительную иронию и презрительный цинизм. Функционируя как обучающие машины, новые гиперреалистичные авангардные фильмы становятся как выражением эрозии гражданского общества, так и вызовом для педагогов и других, чтобы переосмыслить, как такие представления о насилии «могут быть вырваны из реальности, в которой царит безумие.Далее я хочу обратиться к творчеству сценариста и кинорежиссера Квентина Тарантино, сосредоточив внимание, в частности, на «Бешеных псах . фильмы являются образцовыми для анализа нового жанра гиперреалистичных фильмов о насилии, характерных для 1990-х годов. Насилие как искусство в Бешеных псах Большое количество благонамеренных белых опасается, что они тайные расисты, и эта книга [ Кривая нормального распределения] говорит им, что это не так.Это заставит их чувствовать себя лучше в отношении вещей, о которых они уже думают, но не знают, как сказать. В 1992 году Квентин Тарантино написал сценарий и снял « Бешеных псов », малобюджетный гангстерский фильм, созданный в кинематографических традициях более ранних фильмов, снятых Робертом Альтманом, Мартином Скорсезе и Стэнли Кубриком. Но, в отличие от своих знаменитых предшественников, Тарантино переопределяет основные элементы криминального жанра — убийство, наркотики, секс, насилие и предательство — смешивая крутые диалоги, формальную изобретательность и случайное насилие, чтобы возвысить то, что традиционно считалось кино жанра B в форму авангардного искусства. Организованный вокруг неудачного ограбления ювелирной истории группой молодых белых мужчин, фильм следует за группой на склад, где они укрываются после кровавой бани, последовавшей за ограблением. Склад становится декорацией фильма, поскольку он разворачивается вокруг судьбы раненого полицейского под прикрытием, изображающего из себя одного из грабителей, полицейского, похищенного после ограбления, и споров, возникающих между выжившими гангстерами. Меньше сосредотачиваясь на анатомии преступления, Бешеные псы исследуют в замедленном времени, как белые мужские личности в условиях осады строят свою жизнь посредством бесконечного потока диалогов, разыгрываемых среди непристойных шуток, расистских и сексистских высказываний, резких сантиментов и беспричинных, случайное насилие.Тарантино переписывает эстетику насилия в этом фильме в постмодернистских терминах. Вместо того, чтобы полагаться на динамичные образы жестокости, Тарантино замедляет насилие и придает ему повышенный эстетический оттенок, поскольку оно разворачивается между данью уважения реализму и разрывающими сценами оцепенения садизма. Графически это проявляется сначала в сцене, в которой мистер Оранж (Тим Рот), раненный во время ограбления, лежит на пустом полу склада, медленно истекая кровью. По мере развития фильма лужа крови, окружавшая его тело, становится все шире, пока мистер Г.Апельсин выглядит как маленькая лодка, плывущая по течению в реке его собственной крови. В самой захватывающей сцене фильма, ставшей визитной карточкой стиля Тарантино, мистер Блонд (Майкл Мэдсен) пытает пленного полицейского. Увеличив громкость радио, мистер Блондин танцует по полу под мелодию «Stuck in the Middle With You», затем он взмахивает опасной бритвой и отрезает полицейскому правое ухо. Затем он обливает бензином тело своей жертвы, но прежде чем он успевает поджечь полицейского, мистерОранжевый (Тим Рот) приходит в сознание достаточно долго, чтобы убить мистера Блонда. Сочетая элементы стилизованного насилия, жестокого садизма, жестокой иронии и поп-культурного ретро-кича, Тарантино упивается стилистическим излишеством, чтобы довести эстетику насилия до визуальных и эмоциональных пределов. Графическое насилие в Бешеных псах отказывается стоять в одиночестве в качестве центральной части фильма. Он опосредуется и аутентифицируется языком крутого парня, который конкурирует с обанкротившейся сенсационностью фильма, предлагая зрителям скандал ужаса и соблазн реализма без какого-либо понимания связи между насилием и более крупными социальными силами.Насилие, встроенное в язык, центральный структурный принцип фильма, становится очевидным в его начальной сцене. Группа мужчин из рабочего класса, одетых в черные костюмы, садится за столик в ресторане и начинает в мельчайших подробностях обсуждать смысл песни Мадонны «Like A Virgin». Один из персонажей, мистер Браун, которого играет Тарантино, произносит следующий монолог крутого парня: . Позвольте мне рассказать вам, о чем «Like a Virgin». Речь идет об этом придурке, который является настоящей гребаной машиной.Я говорю утром, днем, ночью, днём, членом, членом, членом, членом, членом, членом. И вот однажды она встречает этого ублюдка Джона Холмса и думает: «Вау, детка». Я имею в виду, что этот кот похож на Чарльза Бронсона в Великий побег: он копает туннели. Хорошо, у нее серьезные действия с членом, и она чувствует то, чего не чувствовала целую вечность. Боль Боль. больно, ей больно… как и в первый раз. Видишь ли, боль напоминает машине для ебли, каково это когда-то быть девственником.Следовательно, «Как девственница». ( Бешеные псы , 1992) Мужественность рабочего класса проявляется в серии «Бешеные псы» , когда персонажи Тарантино разговаривают и обмениваются оскорблениями, как если бы они были с улиц Бенсонхерста, расщепляя свой язык такими терминами, как «придурки», «негры» и «кролики из джунглей». Сексистский и расистский язык добавляет реалистичности их личностям, но несет с собой натурализм, который делает его соучастником тех самых отношений, которые он так небрежно изображает.Это фильм для белых мальчиков, безжалостно использующий расизм и сексизм в качестве риторических стратегий для привилегии переизбытка мужского тестостерона. Их язык и затяжные разговоры вращаются вокруг светской беседы, бравады с примесью ненормативной лексики и уличных оскорблений. Оскорбительный язык, выдающий себя за бесстрашный реализм, кажется герметичным и самодостаточным, удаленным от любого застенчивого рассмотрения того, как он объективирует и принижает чернокожих и женщин. Это на вашем языке, без чувства вины, и представлено с юмором, чтобы высмеять даже малейшую этическую и политическую чувствительность. Я потратил некоторое время на анализ Бешеных псов , потому что он послужил моделью для ряда фильмов, которые пытались нажиться на его новаторском подходе к языку, эстетике, юмору и насилию. Более того, этот фильм казался идеально подходящим для отражения расовой, этнической и сексуальной реакции, которую консерваторы мобилизовали в полную силу на протяжении 1980-х и 1990-х годов. Атака на политкорректное поведение дала Тарантино и другим молодым режиссерам, таким как Роджер Эйвери, возможность использовать культурную подлость того времени, допуская визуальные и языковые свободы, которые десятилетие назад могли быть недопустимы.Внезапно стало модным обвинять бедняков в их бедственном положении, критиковать чернокожих за раздувание списков социальных пособий, обвинять безработную молодежь в их неспособности найти работу и цинично указывать пальцем на тех прихотливых либералов и других, которые пытались возродить язык сострадания и социальной справедливости. Квентин Тарантино, извлекая выгоду из своей растущей репутации после критического успеха « Бешеных псов » (1992), написал и продюсировал « Криминальное чтиво » (1994), фильм, который мгновенно принес ему успех в пантеоне голливудских режиссеров. Криминальное чтиво получил ряд престижных наград, в том числе Золотую пальмовую ветвь на Каннском кинофестивале прошлой весной. Высоко оцененный как либеральными, так и консервативными кинокритиками, фильм «Криминальное чтиво » получил необычайное внимание средств массовой информации и общественное признание. Учитывая известность средств массовой информации и общественного энтузиазма по поводу этого фильма и культурной политики, которую он предполагает, я хочу исследовать не только темы, затронутые в этом тексте, но и то, кому этот фильм адресован, и как он рассматривает отношения между представлениями о кинематографическом насилии. и что значит конструировать белую и черную идентичности в Америке. Кино как Криминальное чтиво «Криминальное чтиво » берет свое название от популярных криминальных историй Дэшила Хэммета, Рэймонда Чендлера и других, опубликованных в первой половине двадцатого века. Мякоть означает долг как перед целлюлозной бумагой, на которой были напечатаны эти романы, так и перед ее более выразительным обозначением как жаргонным термином, обозначающим избиение кого-либо «до полусмерти». Криминальное чтиво присваивает ряд элементов традиции целлюлозы.Все персонажи из изнаночной стороны общества, и, как собрание самых жалких изгоев общества, у них нет никаких мечтаний, надежд или возможностей, кроме как нажиться на совершенных ими преступлениях. Справедливость и нравственность находятся за пределами их чувств, и насилие без угрызений совести кажется одним из немногих законных вариантов формирования их жизни. В персонажах Тарантино безраздельно царит цинизм, но это не тот мертвый натурализм и цинизм, которые оставляют зрителей либо скучающими, либо впадающими в муки отчаяния.Наоборот, стирая грань между сваренным вкрутую реализмом и игривой, хотя и жестокой иронией, Тарантино ухватывается за постмодернистскую практику перепутывания хроник, когда истории просачиваются друг в друга, не имея четкого начала или конца. Что уникально в мастерском развитии Тарантино своих персонажей и цинизме, который они воплощают, наряду с обжигающим ультранасилием, в котором они участвуют, так это то, насколько умело Тарантино сочетает все эти элементы посредством сочетания реализма, юмора и четкого повествования.Например, в одной конкретной сцене Винсент (Джон Траволта) и Миа (Ума Турман) посещают светящийся ретро-ресторан/клуб под названием Jackrabbit Slims’. Метрдотель подражает Эду Салливану, в то время как помощник одевается как мертвые кумиры пятидесятых, такие как Мэрилин Монро, Мамми Ван Дорен, Джерри Льюис и Дин Мартин. В меню история кино заменяется рядом кулинарных блюд, предлагая нездоровую пищу, такую ​​как стейки Дугласа Сирка и коктейли Мартина и Льюиса. Каждое движение в ресторане кажется стилизованным под драматический постмодернистский эффект, а диалоги оживленные, но пустые, и кажется, что это сложно, чтобы быть модным и крутым. «Криминальное чтиво» присваивает себе ретрокультуру и культурный мусор и искупает и то, и другое с помощью иронии, которая действует как внутренняя шутка для знающих зрителей фильма. Зрелище и действие никогда не становятся самореферентными в фильмах Тарантино. Они всегда работают рука об руку со стремительно исполненными диалогами и монологами. Насилию и преступлениям, которые нагнетают адреналин до скорости гоночного автомобиля, всегда предшествуют бесконечные потоки разговоров. Разговор дает героям Тарантино связь с географией насилия, по которой они бесконечно путешествуют.Экспериментируя с формалистскими приемами, Тарантино смешивает эстетику и язык и преуспевает в том, чтобы возвысить жанр криминала до разновидности авангардного кинопроизводства. Ему нравится смешивать то, что он называет «ужасным напряжением и жуткими чувствами, с действительно забавными вещами». В своих лучших проявлениях Тарантино опосредует необоснованное насилие, диалоги умников, фарсовый юмор и крутой реализм, чтобы создать новый эстетический радикализм, тот, который доводит «до крайности удовольствия мякоти… сенсацию, дешевизну и настроение». мелкого, сладострастного отчаяния.«Искренность крутого парня и кодекс чести рабочего класса заменены в фильмах Тарантино риторикой оскорблений, преувеличениями и манихейской вселенной, которая сознательно избегает политической или социальной активности или возможности социальных преобразований. То, что кажется подозрительным в основе Успех Тарантино заключается в его способности брать очень острые темы, такие как убийства, связанные с торговлей наркотиками, коррупция, изнасилования, секс и садизм, и помещать их в эстетику, которая смешивает стили и сочетает в себе реализм и искусственность, чтобы жертвы таких преступлений выглядели либо презрительно или глупо. Частью моей цели на этих страницах является исследование того, как Тарантино отражает в своих фильмах аморализм, который узаконивает неоконсервативную идеологию 90-х, которая согласуется с тем, что Рут Коннифф назвала культурой жестокости; то есть растущее презрение в американском обществе к тем, кто беден, бесправен или бессилен. «Криминальное чтиво» превращает преступление и насилие в повседневную реальность и превращает их в популярное кино; но при этом Тарантино создает расово закодированную культурную политику и педагогику, которая трансформирует неоконсервативную черствость и презрение к низшему классу в модное представление авангарда, высокого искусства. Криминальное чтиво состоит из трех взаимосвязанных историй. Фильм начинается с пары мелких жуликов, Тыквы и Милого Зайчика, которых играют Тим ​​Рот и Аманда Пламмер, которые решают без долгих раздумий попытать счастья, ограбив ту самую закусочную, в которой они едят. Как только они вскакивают на стол и объявляют о своих намерениях посетителям закусочной, сцена переходит к первой основной истории, которая касается двух киллеров, Винсента (Джон Траволта) и его темнокожего напарника Джулса (Сэмюэл Джексон). на пути к своему боссу, местному наркобарону (Винг Рэймс).По пути на работу Траволта и Джексон обсуждают такие темы, как, например, не переигрывал ли их босс, когда он выбросил мужчину из окна за то, что тот массировал ноги своей жене. С полной серьезностью диалог исследует моральные пределы массажа ног и заслуживает ли он акта мести, достойного прелюбодеяния. Затем разговор переходит к беспокойству Траволты по поводу того, что его босс Марселлас (Винг Рэймс) попросил его развлечь его жену Мию (Ума Турман) на вечер, пока он уезжает из города. О чем Джулс и Винсент не говорят, так это о предстоящей задаче, заключающейся в том, чтобы принести портфель, украденный у их босса какими-то молодыми мошенниками-мастерами. Наемным убийцам удается получить портфель, и при этом они небрежно убивают всех мальчиков в комнате, кроме одного. Насилие быстрое и неожиданное, совершенно не характерное для разговоров, которые ему предшествовали. Но ускоренный шок от убийства на этом не заканчивается. Когда Винсент и Джулс покидают квартиру, они берут с собой в заложники молодого напуганного афроамериканца.Во время вождения в машине Винсент случайно стреляет в ребенка, снося ему голову и разбрызгивая кости и кровь по всей машине с необходимыми кусочками фрагментов костей и мозга, застрявшими в мидиках Жюля. В тот вечер Винсент провожает жену своего босса на ужин и танцы. У Миа, кажется, бесконечный аппетит к кокаину, и мы видим, как она нюхает его, когда Винсент появляется в дверях, чтобы начать вечер. После ужина Винсент провожает ее обратно в ее квартиру, и пока он убегает в ванную, Миа находит немного героина в пакете с его курткой и, полагая, что это кокаин, проникает ей в нос.Винсент возвращается и обнаруживает, что у нее передозировка, и она лежит без сознания на полу, а кровь и слюна текут из ее носа и рта. Он паникует, сажает Миа в свою машину и мчится в квартиру своего торговца наркотиками. Сцена достигает кульминации в такой ужасный момент, что зритель либо прикован к экрану, либо ныряет под свое сиденье. Ужасная странность сочетается с черной комедией, поскольку Винсент пытается оживить Миа с помощью дозы адреналина, введенной через иглы длиной в фут, которые вонзаются прямо в ее сердце, и Миа, кажется, воскресает из мертвых. Третья история касается Бутча (Брюс Уиллис), боксера, которому Винг Рэймс, наркобарон, приказал устроить бой. Бутч обманывает его и быстро покидает боксерскую арену, чтобы его не сбили Джулс и Винсент. На следующий день Бутч узнает, что его любовник оставил часы его отца в его старой квартире, и Бутч вынужден вернуться, чтобы забрать их. По дороге он случайно сбивает Рэймса, который замечает его, когда он переходит улицу.Открыто ссорясь, оба мужчины натыкаются на ломбард и попадают в плен к владельцу и его напарнику. Они оказываются заключенными в подземелье садо-мазохизма. Пока Реймса насилуют, Бутчу удается освободиться. Услышав крики Реймса, когда он собирается сбежать, Уиллис выхватывает самурайский меч из товаров в ломбардах и возвращается, чтобы спасти Реймса и выплатить ему свой долг. Реймса спасают, а Уиллис убивает одного из нападавших. Затем оставшийся насильник превращается в евнуха выстрелом из дробовика, тщательно выполненным Реймсом.Реймс дает Уиллису отсрочку и говорит ему убираться из города, давая понять, что он никогда никому не должен упоминать об изнасиловании, иначе сделка будет расторгнута, и он станет мертвецом. (Интересно, что случилось бы с актерской карьерой Уиллиса, если бы его изнасиловали именно в этой сцене.) Продолжая вторую сюжетную линию, Тарантино возвращается к Винсенту и Джулсу, которые должны найти способ избавиться от машины, наполненной кровью, и обезглавленного тела. Джулс едет к дому своего друга Джимми, которого играет Тарантино, и паркует машину в своем гараже.Затем Жюль звонит своему боссу, который заручается услугами джентльмена по имени Волк (Харви Кейтель). Мистер Вольф появляется в смокинге в доме Джимми, и начинается операция по зачистке. Тем временем Джимми в ярости из-за того, что Джулс появился в его доме. Опасаясь, что его жена, афроамериканка, вернется домой и найдет тело в гараже, Джимми мудрым тоном спрашивает Джулса, видел ли он вывеску «Хранилище мертвых негров» на своей лужайке перед домом. Мягко говоря, Тарантино рисует себя в интересной сцене, играя подонка-яппи, ставшего гангстером, извергающего расистские эпитафии и жалующегося, что его любимое постельное белье будет испорчено в процессе уборки.Перед лицом проблем жизни и смерти персонаж Тарантино озабочен уборкой гаража, заменой постельного белья и отражением гнева жены. Комическая ирония вытесняет и подрывает расистскую природу персонажа Тарантино, которая вдвойне раскрывается через расистский язык и через предположение, что, поскольку жена Джимми чернокожая, он может предположить знакомство с черной культурой, что делает его инсайдером, белым человеком, удобно располагающимся снаружи. наследия и ловушек расистского поведения. Насилие, раса и политика реализма У меня не больше проблем с насилием, чем у людей, которым нравится комедия в спальне, а не комедия фарса. Это эстетическая вещь. Экстремальное насилие в фильмах Тарантино представляет собой центральный элемент его кинематографического стиля. Тарантино впервые вызвал много споров из-за стиля пыток из комиксов в серии «Бешеные псы », ужасно разыгранном Майклом Мэдсеном, который отрезал полицейскому-заложнику ухо, а затем держал его в руке, разговаривая с ним. Криминальное чтиво продолжает традицию гиперреального насилия, например, когда Джулс просто для эффекта стреляет в беззащитного школьника. Этот акт внезапного насилия направлен не на какого-то деревянного голливудского бандита. Наоборот, жертва — испуганный ребенок, а его случайное убийство бессмысленно и тревожно. Конечно, эффекты не менее шокируют, когда Винсент случайно сносит голову чернокожему парню, которому едва исполнилось 17 или 18 лет. Это тревожные представления о насилии, одобренные режиссером, который, кажется, «превратил убийство в искусство перформанса.» Тарантино не делает никаких кинематографических попыток разрушить или оспорить модели насилия, которые его фильмы воспроизводят или якобы представляют. Наоборот, он освобождает насилие от каких бы то ни было критических социальных последствий, предлагая зрителю только непосредственность шока, юмора и иронии как элементы опосредования. И ни один из этих элементов не выходит за рамки соблазна вуайеристского созерцания, требующего критического участия. В этом смысле легкомысленное потребление шокирующих образов и вызываемое галлюцинаторное наслаждение подрывают возможность научить аудиторию «комментировать изображение вместо того, чтобы позволить ему пройти мимо», практически нет пространства, в котором аудитория могла бы расстроить « момент насилия» [чтобы позволить ему] получить значимый резонанс и потребовать нашего критического участия.» Тарантино использует жестокость, юмор и постмодернистскую пародию, чтобы визуально продемонстрировать свои обширные знания в области истории кино и переписать динамику повторения и различия. Например, сцена мужского изнасилования в фильме « Криминальное чтиво » отдает дань уважения классическому фильму « Избавление » (1972), но, в конце концов, Тарантино использует пародию на повторение, трансгрессию и смягчение лица насилия путем его уменьшения. достоянием истории кино.В данном случае эстетика — это переупорядочение зрительского чувства травмы с помощью формализма, отрицающего какие-либо следы политики. Это насилие с аварийным люком, предполагающее, что насилие — это «сила, над которой мы не имеем никакого контроля», основанная на эстетике, продвигающей ложное предположение, что «насилие можно дистанцировать от реальности благодаря его кажущейся автономии знаков». Именно это предполагает Тарантино, когда утверждает, что Насилие в реальной жизни — один из худших аспектов Америки.А вот в кино — охуенно весело! Одна из самых забавных и крутых вещей, которые мне приходилось смотреть. Я получаю удовольствие от этого, хорошо? Комментарии Тарантино раскрывают не только модную эстетику, которая инфантилизирует насилие, сводя его к сухому формализму и фарсовому юмору, но и кинематографический аморализм, отделяющий представление о насилии от реальной жизни. В его фильмах нет слов, чтобы представить безжалостное насилие опасным из-за его способности ошеломить нас бессмысленной жестокостью, которая стала частью повседневной жизни, особенно для детей и молодежи.Тарантино оправдывает свои графические изображения насилия обращением к реализму. Он утверждает, что его жестокое изображение и замедление боли — это «остановка времени фильма и воспроизведение насилия в реальном времени. Не позволять ничему мешать этому и позволять этому происходить так, как происходит настоящее насилие». Но откуда-то приходит «настоящее» насилие; оно не является невинным и не возникает вне существующих исторических контекстов и социальных отношений. Более того, представления о насилии, независимо от того, насколько реалистично они изображены, автоматически не разрушают и не бросают вызов господствующим идеологиям, которые часто оправдывают или прославляют насилие в реальной жизни.Некритическое обращение к реализму не позволяет зрителям творчески мыслить о способах разрушить традиционные модели насилия. Прославление Тарантино реализма не предлагает каких-либо нормативных оснований, на которых можно было бы бросить вызов насилию или сопротивляться деспотичной и жестокой власти; напротив, эстетика реализма служит педагогическим оправданием абстрагирования изображения насилия от этической ответственности как создателей фильма, так и зрителей, чтобы бросить ему вызов как устоявшейся социальной практике. Взгляд Тарантино на насилие представляет собой нечто большее, чем плохую политику, он также порождает тупиковый цинизм. Его фильмы наполнены персонажами, которые имеют шаткую историю, никуда не идут и проживают свою жизнь без какого-либо чувства морали или справедливости. В целлулоидном мире Тарантино погоня за счастьем — это дурной сон, а насилие — один из немногих вариантов проявления человеческого чувства свободы воли. Тарантино признает, что его собственное мироощущение в возрасте двадцати с лишним лет определялось не столько социальными и политическими событиями 60-х и 70-х, сколько французскими триллерами и голливудскими гангстерскими фильмами: слышал ложь.В конце концов, насилие для Тарантино подчиняется требованиям публично прославленного, стилизованного формализма, но требуемая цена превышает мгновенную известность. В конечном итоге Тарантино — это фильмы, в которых ультранасилие служит воротами к садистскому юмору для всех. расходы, шанс изобразить жестокость, заверив аудиторию в том, что ее собственного соучастия и участия, будь то в символическом плане или в реальной жизни, можно избежать. Слава Тарантино отчасти связана с его готовностью заменить эстетический радикализм политическим и моральным.Несмотря на всю свою техническую и кинематографическую виртуозность, он не может избежать всплытия на поверхность своей собственной политики и ценностей, передаваемых через его повествование и диалоги, которые он дает своим персонажам. Что выдает попытки Тарантино изобразить изнанку общества на его собственных условиях, так это откровенный расизм, который пронизывает его фильмы, очевидный по ряду признаков. Во-первых, расистские высказывания исходят от его персонажей в сериях «Бешеные псы», и «Криминальное чтиво». Эти фильмы изобилуют расистскими оскорблениями и словесными оскорблениями, особенно Криминальное чтиво .В этом языке есть тревожное качество, особенно в фильме, представляющем кинематографическую традицию, которую Эми Таубин называет «новой приемлемой формой искусства белых мужчин». Использование предположительно натуралистического, расистского языка, нацеленного в основном на белую аудиторию, кажется шутливым, что-то вроде порноподтекста, предполагающего, что белые «говорят что-то действительно гадкое и действительно злое, и давайте разделим этот тайный восторг». .» Эта форма словесного расистского насилия не ускользнула от Аллена и Альберта Хьюз, чернокожих кинорежиссеров, стоящих за Menace II Society , которые оспаривают неоднократное использование Тарантино слова «негр» в «Криминальное чтиво». Тарантино защищал себя от использования расистских выражений в своих фильмах. Его ответ стоит подробно процитировать: Мне кажется, что слово «негр» — самое изменчивое слово в английском языке. В ту минуту, когда какое-либо слово имеет такую ​​большую силу, насколько я понимаю, все на планете должны кричать об этом. Ни одно слово не заслуживает такой силы. Я не боюсь этого. Это единственный способ, которым я знаю, как это объяснить. Чего Тарантино не признает, так это истории, которая определяет термин и то, как сила слова «негр» связана с властью белых доминирующих групп, которые традиционно контролируют, как значения производятся, распространяются и вознаграждаются.Дело в том, что этот термин является мощным по ряду сложных причин, которые нельзя оставлять необъяснимыми. Более того, использование терминов разными группами белых и черных имеет разные коннотации. Рэпер Ice Cube поясняет это в своем комментарии: «Послушайте, когда мы называем друг друга негром, это не означает никакого вреда, на самом деле в Комптоне [Калифорния] это дружеское слово. Но если его использует белый человек, это что-то другое. , это расистское слово». Точно так же, как Робин Келли указывает в Race Rebels , слово «негр» имеет несколько значений в черной истории и в текущем контексте черной популярной культуры.Не зная о сложных нюансах, связанных с различным контекстуальным использованием слова «негр», Тарантино бессознательно демонстрирует этот термин перед аудиторией, для которой означающая сила термина далека от бесконечности. Для многих белых слово «негр» глубоко вписано в их память и сознание не как термин культурного сопротивления, а как выражение их поддержки расистского дискурса и ценностей. Белл Хукс отражает расистский подтекст использования слова «негр» белыми мужчинами в таких фильмах, как «Криминальное чтиво ». Она пишет: Тем не менее, фильм (через этих… белых мужчин) также может легитимировать расистов, предоставляя общественное пространство, где можно озвучить и услышать подавленные расистские оскорбления и словесные оскорбления. Казалось, никто не беспокоился о том, что фильм даст белым людям лицензию на выражение расистской агрессии. Смесь Тарантино избиения геев, женоненавистничества и грубого расистского языка в фильмах, в основном белых и мужских, мало что делает для повышения его предполагаемой моральной чувствительности к повседневным последствиям расистского и сексистского языка.Стоит отметить, что расизм Тарантино проявляется не только в использовании расистских оскорблений, но и в одномерном изображении чернокожих в Бешеных псах и Криминальное чтиво . Отмечая комментарий, который он услышал на кинофестивале «Сандэнс», в котором коллега-режиссер отметил, что «вы дали белым мальчикам такие фильмы, которые получают черные дети». Приняв это за комплимент, Тарантино, тем не менее, выдает глубоко белую и пригородную чувствительность, изображая двух черных персонажей в «Криминальном чтиве » как торговца наркотиками и гангстерского киллера.Тарантино также предлагает ряд тонких провокаций в развитии этих персонажей. Марселлас, торговец наркотиками, женат на белой женщине. Отказываясь разорвать расистскую одержимость чернокожей мужской сексуальностью и гангстерским поведением, связанным с торговлей наркотиками, Тарантино, кажется, играет на необходимости наказать своего черного персонажа вне закона, подвергая его унизительному и скандальному изнасилованию двумя сумасшедшими белыми отбросами. Эта ужасная сцена изнасилования была в значительной степени проигнорирована в популярной прессе, за исключением ссылки на избиение геев Тарантино, а не на расизм.Кроме того, Джулс, главный темнокожий персонаж в «Криминальном чтиве », в значительной степени определяется как городской социопат, чье самое большое удовольствие, кажется, причинять вред другим людям. Совершив довольно скандальный политический ход, Тарантино присваивает пророческий язык черной церкви, заставляя Жюля цитировать отрывки из Библии перед тем, как убить своих жертв. В конце концов, когда Жюль едва пропускает встречу со смертью, он был спасен и, следовательно, решает отказаться от преступлений ради удовольствий более долгой и праведной жизни.Конечно, этот внезапный поворот событий не имеет ничего общего с чувством раскаяния к своим жертвам. Традиция пророческого языка, которая служила языком сопротивления и надежды в черной культуре, сводится в «Криминальном чтиве» к дискурсу вырождения и символу морального банкротства. Стоит отметить, что, учитывая различные кинонаграды, которые получил фильм «Криминальное чтиво», включая возможную премию «Оскар», возникает вопрос, почему такой расистский и жестокий фильм получил такое широкое освещение в популярной прессе и других средствах массовой информации.Во многих отношениях Тарантино является образцом эпохи Рейгана с ее призывом к ностальгии, эстетизму, жадности и чрезмерному индивидуализму. Тарантино снял фильм, который как раз вовремя использует возрождение расизма, возникшего в годы правления Рейгана и Буша, расизма, который стал определяющим принципом экономической и социальной политики 1990-х годов. К культурной политике насилия в кино Что я пытался сделать с недавней работой Тарантино, так это предположить, что фильмы занимают важное публичное пространство в культуре Америки.Как бы банально это ни звучало, это не должно умалять важности признания того, что кино — это обучающая машина. То есть его изображения насилия не просто отражают реальность, как утверждают многие голливудские продюсеры. Наоборот, кино несет в себе язык этики и педагогики. Продюсеры и режиссеры постоянно проводят нормативные различия в вопросах, касающихся того, как развивать персонажей и повествование, использовать ли глянцевую, насыщенную цветом эстетику, включать сложные изображения обычно маргинализированных групп или подчинять насилие целостности сюжета.Это далеко не исчерпывающий список; но это показывает, что фильмы выполняют педагогическую функцию, предоставляя «определенный язык для передачи и понимания насилия». В то же время кино функционирует в более широком педагогическом смысле, поскольку оно последовательно претендует на определенные воспоминания, истории, образы жизни, идентичности и ценности, что всегда предполагает некоторое понятие различия, общности и будущего. Учитывая, что фильмы отражают и формируют общественную культуру, они не могут быть определены исключительно через понятие художественной свободы и автономии, что уводит их от любой формы критической ответственности, учитывая важную роль, которую они играют в формировании общественной жизни.Это не означает, что публичная сфера кино должна подвергаться безжалостной цензуре, но в то же время его нельзя рассматривать как простую форму развлечения. Кинематографическое насилие, будь то ритуальное или гиперреальное, предлагает зрителям жестокие и гротескные образы, которые загрязняют и подрывают то, как дети и взрослые заботятся о других, относятся к ним и реагируют на них. На карту здесь поставлено не то, является ли кинематографическое насилие прямым следствием преступности. В мире, униженном бессмысленным насилием, необходимо поднять вопрос о том, какую ответственность несут кинематографисты, другие деятели культуры и их соответствующая общественность в разработке культурной политики, которая устраняет ограничения и ответственность за использование насилия в кино.Такая политика не направлена ​​на то, чтобы средства массовой информации и кинематографическая общественная сфера могли нести ответственность за просвещение детей и других лиц о том, как различать различные формы насилия, как предотвратить его в реальной жизни, когда это необходимо, и как воздействовать на его коренные социальные причины. в более широком социальном и культурном ландшафте. Насилие — это не просто функция власти, оно также глубоко связано с тем, как формы самости и социальной активности производятся в различных общественных сферах. Кино как критическую общественную культуру следует понимать через его связи с другими общественными сферами, такими как школы, религиозные учреждения, популярная культура, местные сообщества и дом.Связь культурной политики с этическими обязанностями кинематографической публичной сферы также поднимает фундаментальные вопросы о демократизации культуры. Это вопрос о собственности, власти и контроле, который указывает на вопрос о том, кто имеет доступ к средствам культурной репрезентации, а кто нет, и каковы возможности для демократии, когда огромное количество неравенства структурирует медиакультуру. В грядущий новый информационный век совершенно необходимо, чтобы различные деятели культуры и педагоги подняли важные вопросы о том, каким учителем мы хотим, чтобы кино было, уделяя особое внимание тому, как репрезентация насилия представляет угрозу «не только для нашего здоровья нации, но и нашему потенциалу стать когда-либо настоящей демократией, основанной на участии.«Простое обвинение кинематографистов и телевизионных руководителей в разжигании насилия в Соединенных Штатах отвлекает внимание от ядовитых корней насилия, лежащих в основе социальной и экономической жизни Америки. культурных работников от принятия на себя роли критически настроенных граждан, которым необходимо решать сложные отношения между насилием, которое мы воспринимаем через средства массовой информации, и реальностью насилия, с которой мы сталкиваемся в повседневной жизни.Насилие исходит не только из кинотеатров Америки. Насилие, коренящееся в повседневных институциональных структурах и социальных отношениях, стало ядовитым клеем, который связывает американцев, одновременно не позволяя им расширяться и строить многорасовую и многокультурную демократию. Как только жестокость репрезентативного насилия будет понята как угроза самой демократии, станет возможным решать ее политически и педагогически, как и другие вопросы, касающиеся нашей национальной идентичности, общественного здравоохранения и общественного сознания.

Реальные изменения в отношении насилия с применением огнестрельного оружия: перестаньте делать людей с психическими расстройствами козлами отпущения

Что нужно знать

Исследования показывают, что нет прямой связи между насилием с применением огнестрельного оружия (исключая самоубийство) и психическим здоровьем. Фактически, люди с инвалидностью всех видов, скорее всего, станут 90 455 жертвами 90 456 насилия с применением огнестрельного оружия.Люди с инвалидностью в целом в 2,5 раза чаще становятся жертвами насильственных преступлений, таких как ограбление или сексуальное насилие. Полиция также чаще применяет смертоносную силу против людей с ограниченными возможностями.

Тем не менее, некоторые политики и сообщения средств массовой информации продолжают обвинять людей с психическими расстройствами в массовых расстрелах и других формах насилия с применением огнестрельного оружия, даже несмотря на то, что эти преступления в основном совершаются людьми без инвалидности.

Такая риторика может привести к принятию законов и действий правительства, дискриминирующих людей с ограниченными возможностями.В 2016 году Администрация социального обеспечения приняла правило, запрещающее любому получателю социального обеспечения, страдающему психическими расстройствами и нуждающемуся в помощи в управлении своими деньгами, владеть оружием. Позже Конгресс принял закон, отменяющий это правило. Другие законопроекты пытались лишить людей с психическими расстройствами права принимать решения о психиатрическом лечении.

ASAN хочет изменить разговор, который мы, как общество, ведем о насилии с применением огнестрельного оружия и людях с психическими расстройствами.Дезинформация и стереотипы наносят ущерб некоторым из самых маргинализированных людей в нашем обществе. Мы можем сделать лучше.

Доказательства

Результаты исследования ясны: когда исследователи учитывали другие факторы риска, они обнаружили, что люди с нарушениями психического здоровья не более склонны к насилию, чем кто-либо другой. Например:

• Исследования показали, что люди, страдающие биполярным расстройством, совершают преступления с применением насилия не чаще, чем население в целом, с учетом других факторов риска.
• Исследование с использованием данных Национального эпидемиологического исследования алкоголизма и связанных с ним состояний (NESARC), проведенное Национальным институтом злоупотребления алкоголем и алкоголизма с участием примерно 43 093 человек, показало, что умственная отсталость сама по себе не увеличивает риск любого насильственного действия.
• Исследование, в котором изучали людей, выписанных из психиатрических стационаров, и сравнивали их с людьми из тех же районов, показало, что люди, которые были госпитализированы, не более склонны к насилию, чем те, кто не был госпитализирован, после учета других факторов риска. например злоупотребление психоактивными веществами.
• Исследование показало, что без личных факторов и факторов окружающей среды, которые имеют тенденцию увеличивать риск насилия для всех, люди с психическими расстройствами склонны к насилию примерно так же, как и люди в общей популяции.

Люди с нарушениями психического здоровья также не чаще других причастны к вооруженному насилию (за исключением самоубийства).

• В одном исследовательском обзоре со ссылкой на данные, полученные из Национального центра статистики здравоохранения, сообщается, что только 5% из 120 000 смертей, связанных с огнестрельным оружием, в период с 2001 по 2010 год были связаны со стрелком с диагностированной психической инвалидностью.
• Согласно анализу базы данных ФБР о массовых расстрелах, проведенному EveryTown Research в 2015 году, в подавляющем большинстве инцидентов не было вообще никаких доказательств того, что у стрелка было психическое расстройство.
• Согласно недавнему исследованию, в котором использовались данные лонгитюдного исследования молодых взрослых, никакие нарушения психического здоровья не коррелировали с актом угрозы кому-либо с применением оружия. Общая враждебность (которая может присутствовать у людей с психическими отклонениями и без них) предсказывала угрозу кому-либо пистолетом.С другой стороны, люди, имевшие доступ к оружию, в восемнадцать раз чаще угрожали кому-либо оружием.

Фактически, большинство исследований показывают, что люди с психическими расстройствами чаще становятся жертвами, чем нападающими:

• В целом, по данным Статистического бюро юстиции (BJS), люди с любой инвалидностью в 2,5 раза чаще становятся жертвами любого преступления, чем люди без инвалидности. Они также чаще становятся жертвами насильственных преступлений.
• Исследование, сравнивающее данные, полученные из пяти отдельных исследований взрослых с нарушениями психического здоровья, проведенных с 1992 по 2007 год, с каталогизацией ответов тысяч людей, показало, что почти 30,9% (в зависимости от исследования) участников подвергались как минимум виктимизации. однажды.
• Проведенное в 1999 году исследование людей, которые были госпитализированы в психиатрические учреждения, показало, что они стали жертвами насильственных преступлений в два с половиной раза чаще, чем среди населения в целом.
• Исследование данных, собранных у 936 пациентов психиатрических учреждений, по сравнению с данными 32 449 человек из населения в целом, заполнивших Национальное исследование виктимизации от преступлений (NCVS), выявило еще более высокий уровень виктимизации. У 936 пациентов агентства по охране психического здоровья вероятность стать жертвой была в 11 раз выше, чем у 32 449 человек, прошедших NCVS.
• В исследовании 2001 года, озаглавленном «Риски для людей с шизофренией, живущих в сообществе», отмечается, что люди с шизофренией, живущие в сообществе, на 65-130% чаще становятся жертвами насилия, чем население в целом.

Люди с нарушениями психического здоровья еще чаще подвергаются насилию в полиции :

• В 2015 году в статье, сообщающей о The Counted в The Guardian, попытке The Guardian каталогизировать каждую стрельбу, совершенную сотрудниками правоохранительных органов, было обнаружено, что на момент публикации статьи каждый пятый человек, убитый полицией, имел или был считается психически неполноценным.
• Из числа убийств, связанных с полицией, зарегистрированных в базе данных Washington Post Fatal Force в 2017 году, в которой содержится статистика о каждом человеке, убитом полицией в данном году, которую может найти газета, 25% жертв либо имели, либо предположительно были инвалидность по психическому здоровью.На самом деле это может занижать процент жертв с нарушениями психического здоровья, поскольку некоторые виды инвалидности могли быть неизвестны репортерам.
• Фонд Рудермана выдвинул гипотезу о том, что 30-50% людей, подвергшихся нападению или убитых полицейскими, имеют инвалидность (особенно психические расстройства), и что их инвалидность редко упоминается в сообщениях СМИ об этих инцидентах.

Несмотря на все это, большинство людей по-прежнему считают, что люди с психическими расстройствами склонны к насилию:

• Опрос Gallup 2013 года показал, что до 80 процентов американцев считают, что несостоятельность системы охраны психического здоровья так или иначе виновата в насилии с применением огнестрельного оружия, при этом 48% респондентов считают, что система повлияла на насилие с применением огнестрельного оружия «в значительной степени» и 32% считают, что это повлияло на результат «изрядно».
• Эта ложная идея была распространена средствами массовой информации всего политического спектра (такими как «Мать Джонс» и «Нэшнл ревью»).
• Исследование, проведенное в 2016 году, в ходе которого было изучено 400 новостей о психическом здоровье, опубликованных в период с 1995 по 2014 год, показало, что подавляющее большинство из них ассоциировали людей с психическими расстройствами с насилием. В более поздних новостях чаще упоминалось о психическом здоровье в связи с массовыми расстрелами. Авторы исследования пришли к выводу (на основе других исследований), что более широкое освещение массовых расстрелов усилило стигму по отношению к людям с психическими расстройствами.
• Это вводящее в заблуждение освещение в СМИ напрямую влияет на степень общественной поддержки ограничений прав людей с ограниченными возможностями. Исследование, проведенное в 2013 году, показало, что чтение короткого новостного сообщения, в котором описывается массовая стрельба, совершенная человеком с психическими расстройствами в анамнезе, повышает вероятность того, что читатель поддержит ограничение права людей с ограниченными возможностями на владение оружием.

Заключение

Доказательства очевидны: подавляющее большинство актов насилия с применением огнестрельного оружия совершается людьми без инвалидности.Общественное мнение и государственная политика должны идти в ногу с реальностью. Дезинформация по этому вопросу способствует дискриминации, которая оказывает реальное и негативное влияние на жизнь людей. Когда законодатели строят политику, основанную на страхе и предубеждениях, результаты ставят под угрозу наши гражданские права и ничего не делают для повышения безопасности наших сообществ. Пришло время всем нам активизироваться, бросить вызов мифам и дезинформации и потребовать реальных решений.

Просто игра? Исследование не показывает никаких доказательств того, что жестокие видеоигры приводят к насилию в реальной жизни — ScienceDaily

Сегодня в Великобритании выходит последняя видеоигра Call of Duty, а позже в этом месяце последуют Battlefield 2042 и обновленная трилогия Grand Theft Auto. , новое исследование не находит доказательств того, что насилие увеличивается после выхода новой видеоигры.

Средства массовой информации и широкая общественность часто связывают жестокие видеоигры с насилием в реальной жизни, хотя доказательств этой связи немного.

Дебаты на эту тему обычно усиливаются после массовых публичных расстрелов, при этом некоторые комментаторы связывают эти насильственные действия с интересами преступников к жестоким видеоиграм.

Однако другие отмечают, что более вероятными объяснениями являются различные факторы, такие как проблемы с психическим здоровьем и/или легкий доступ к оружию.

В свете этих противоречивых утверждений президент Обама в 2013 году призвал к увеличению государственного финансирования исследований в области видеоигр и насилия.

Но прежде чем правительства введут какие-либо политики, ограничивающие доступ к жестоким видеоиграм, важно установить, действительно ли жестокие видеоигры заставляют игроков вести себя жестоко в реальном мире.

Исследование, проведенное доктором Агне Сузиеделите, старшим преподавателем факультета экономики Лондонского университета в Сити, с использованием данных из США предоставляет доказательства влияния выпусков видеоигр с насилием на агрессивное поведение детей.Доктор Suziedelyte исследовала влияние жестоких видеоигр на два типа насилия: агрессия против других людей и уничтожение вещей/собственности.

Исследование, опубликованное в Journal of Economic Behavior & Organization , было сосредоточено на мальчиках в возрасте 8-18 лет — группе, которая чаще всего играет в жестокие видеоигры.

Доктор Suziedelyte использовала эконометрические методы, которые выявляют правдоподобные причинно-следственные эффекты жестоких видеоигр на насилие, а не только ассоциации.Она не нашла доказательств того, что насилие в отношении других людей увеличивается после выхода новой жестокой видеоигры. Однако родители сообщали, что дети с большей вероятностью разрушали вещи после того, как играли в жестокие видеоигры.

Доктор Сьюзиделайт сказал: «В совокупности эти результаты показывают, что жестокие видеоигры могут возбуждать детей, но это возбуждение не приводит к насилию по отношению к другим людям — а это тип насилия, который нас больше всего волнует».

«Вероятное объяснение моих результатов заключается в том, что видеоигры обычно происходят дома, где меньше возможностей для участия в насилии.Этот эффект «выведения из строя» особенно важен для склонных к насилию мальчиков, которых особенно привлекают видеоигры с насилием.

«Поэтому политика, налагающая ограничения на продажу видеоигр несовершеннолетним, вряд ли уменьшит насилие».

Источник истории:

Материалы предоставлены City University London . Оригинал написан Крисом Лайнсом. Примечание. Содержимое можно редактировать по стилю и длине.

Как ненавистническая риторика связана с насилием в реальном мире

6 января 2021 года президент Трамп произнес зажигательную речь перед своими сторонниками, оплакивая фальсификацию выборов, призывая их пройти маршем к Капитолию, где Конгресс удостоверял победу президента Байдена, и призывая их «бороться как ад.Критики президента, в том числе его собственный исполняющий обязанности министра обороны Крис Миллер, обвинили эти высказывания в бунте в Капитолии. Затем Конгресс во второй раз объявил импичмент Трампу за подстрекательство к насилию.

Однако выступление Трампа

— не уникальное и даже не редкое событие, особенно в период сильной поляризации в США и других странах. Консервативные веб-сайты и политические лидеры, особенно на уровне штатов и на местном уровне, теперь регулярно используют агрессивную риторику и демонизируют своих политических оппонентов.Кроме того, высокий уровень поляризации делает более вероятным распространение агрессивной риторики на обе стороны политических дебатов. Яростная риторика уже нарастает со стороны левых политических сил.

Часто бывает трудно проследить заявление одного лидера до последующих событий, и даже в случае с Капитолийским мятежом защитники президента настаивают на его невиновности. Тем не менее, ряд исследований показывает, что подстрекательская риторика политических лидеров может повысить вероятность политического насилия, задает направление насилию, усложняет реакцию правоохранительных органов и усиливает страх в уязвимых сообществах.

По мере усиления экстремизма возрастает вероятность насилия

Не существует прямой границы между агрессивной риторикой и политическим насилием, если выступающие стараются не называть конкретных целей и средств и иным образом не уличать себя. Тем не менее, риск насилия значителен. Хотя любой человек — даже тот, кто ссылается на президента Трампа или другого лидера при совершении актов насилия — может иметь несколько мотивов для совершения действий, некоторое понимание проблемы можно проследить в исследованиях, которые показывают корреляцию между усилением враждебной политической риторики и насилием.

Часть проблемы заключается в том, что замечания лидеров не исчезают после того, как они были произнесены. Подстрекательская риторика политических лидеров в адрес своих политических оппонентов, групп меньшинств и других целей часто быстро усиливается. Лидеры с большим количеством подписчиков в социальных сетях увидят, что их замечания ретвитят и иным образом делят с миллионами подписчиков. Затем риторика лидеров приводит к освещению в более традиционных новостных агентствах, которые транслируют ее своим зрителям и слушателям. Риторика национальных лидеров также служит сигналом для местных деятелей, особенно если у национальных лидеров есть лояльные личные последователи.Риторика местных лидеров, в свою очередь, усиливается социальными сетями и традиционными СМИ. Обычные люди также играют важную роль в распространении сообщения, делясь им со своими друзьями и семьей.

Широко распространенная крайняя риторика сдвигает так называемое «окно Овертона», сигнализируя о том, что вопрос теперь является предметом приемлемого обсуждения, тогда как в прошлом его обсуждение могло быть табу. Одно исследование показало, что предвзятая речь элиты особенно эффективна, если ее поддерживают другие элиты, побуждая аудиторию заявлять о своих собственных предрассудках и действовать в соответствии с ними.Как отметил один эксперт , , ссылаясь на антимусульманскую и антииспанскую риторику президента Трампа: «Риторика президента помогла изменить нормы дискурса в нашей стране таким образом, что среди большего числа людей стало более приемлемым клеветать и нападать на другие группы людей. существа».

Академическое исследование показало, что риторика не меняет отношения, а, скорее, побуждает людей выражать и действовать в соответствии с ранее существовавшими взглядами, которые они когда-то скрывали. Антимусульманский дискурс, вызванный высказываниями кандидата Трампа, усилился в Facebook и других социальных сетях в 2016 году.Это, в свою очередь, побудило подписчиков увеличить количество антимусульманских твитов и привлечь больше внимания кабельных новостных каналов. В последующие дни количество преступлений на почве ненависти против мусульман увеличилось на 32%, при этом значительный, но меньший рост произошел против латиноамериканского сообщества, еще одной цели риторики Трампа. Конкретные твиты приведут к увеличению числа преступлений на почве ненависти, причем уровень будет расти и падать в зависимости от распространенности активности в социальных сетях.

Злобная риторика также может вызвать опасные эмоции.Исследование насилия в Швеции показало, что ненавистнические высказывания вызывают у слушателей негативные эмоции по отношению к целевому сообществу, а другое исследование европейской аудитории показало, что воздействие агрессивной риторики политиков увеличивает поддержку политического насилия среди опрошенных. Такая риторика также делает политическое насилие против целевого сообщества более законным. В Германии другое исследование показало, что рост настроений против беженцев в Facebook привел к росту насилия в отношении беженцев: когда Facebook отключался или когда в новостях преобладали различные события, насилие снижалось.

Подстрекательская риторика также создает более опасный политический климат в целом. Анализ манифеста, опубликованного стрелком из Эль-Пасо Walmart Патриком Крузиусом, который убил 23 человека, в основном латиноамериканского происхождения, показал, что он использовал такие слова, как «вторжение» и «замещение», опираясь на теории заговора, продвигаемые консервативными СМИ. Другое исследование показало, что ненавистнические высказывания политиков усиливают политическую поляризацию, а это, в свою очередь, повышает вероятность внутреннего терроризма.

Особую опасность представляет спираль взаимной радикализации.Крайние группы целевого населения могут использовать направленную против них ненавистническую риторику, оправдывая собственное насилие и мобилизуя дополнительную поддержку. Риск взаимной радикализации может быть преувеличен, но даже низкая вероятность ее возникновения вызывает беспокойство, поскольку она может усугубить насилие с обеих сторон и усилить еще больше демагогов.

Указание направления насилия

Лидеры ведут. Этот трюизм подчеркивает очевидный момент при рассмотрении агрессивной риторики: насилие против кого? Политическая риторика освещает не только проблему, но и препятствия на пути ее решения, часто в виде предположительно опасных лиц и сообществ.Таким образом, если лидер нацелен на них риторически, насилие может резко возрасти в отношении сообществ, которые в прошлом подвергались относительно небольшому насилию.

Некоторые лица, обвиняемые в преступлениях, связанных с терроризмом, утверждают, что риторика президента Трампа и правых СМИ убедила их в опасности мусульман и других групп и побудила их к действию. Новостной отчет за 2020 год показал, что 54 случая, связанных с нападениями и угрозами, были связаны с лицами, которые ссылались на Трампа и его риторику во время своих действий.Из них 41 дело было связано с насилием в поддержку Трампа, а 13 — с предполагаемым неповиновением Трампу. Ряд участников беспорядков в Капитолии считали себя верными солдатами президента Трампа и утверждали, что «ожидают указаний» относительно того, как действовать.

Согласно исследованию, опубликованному в Американском журнале общественного здравоохранения , когда президент Трамп опубликовал в Твиттере фразу «китайский вирус», поскольку COVID-19 начал распространяться в 2020 году, использование этого термина резко возросло. Многие твиты содержали яростные антиазиатские настроения.В сообщении StopAAPIhate.org указывается, что после этого твита произошли многочисленные инциденты ненависти, многие из которых ложно связывали американцев азиатского происхождения с вирусом.

Отдельные лица, а также сообщества могут быть уязвимы. В 2019 году президент Трамп раскритиковал представителя Ильхан Омар (D-MN) в твите, заявив, что «она вышла из-под контроля» и что она антисемитка и антиамериканка. Он также разместил в Твиттере короткое видео, показывающее кадры террористических атак 11 сентября, а также отдельные высказывания члена палаты представителей Омара.Она заявила: «После твита президента в пятницу вечером я столкнулась с увеличением прямых угроз моей жизни — многие прямо ссылаются на видео президента или отвечают на него». Губернатор Мичигана Гретхен Уитмер, которая стала мишенью президента Трампа в нескольких твитах, написала, что каждый раз, когда она подвергается нападению, «моя семья и я видим всплеск злобных нападений, направленных в нашу сторону».

Осложнение реагирования правоохранительных органов

В дополнение к увеличению угрозы разведка и полиция сталкиваются с рядом проблем, когда лидеры используют подстрекательскую риторику.Во-первых, они должны беспокоиться о том, чтобы не обидеть своего начальства или, по крайней мере, не идти в ногу со своими планами. The Washington Post сообщает, что сотрудники правоохранительных органов не в полной мере осознали опасность, которую представляли демонстранты у Капитолия 6 января, поскольку «подавляющее большинство участников митинга были белыми консерваторами, яростно преданными Трампу», а также потому, что сотрудники правоохранительных органов приложили большие усилия чтобы гарантировать, что они не будут восприняты как нарушающие права протестующих на свободу слова.

Во-вторых, особенно на государственном и местном уровне, политическая риторика может определять, кого считать опасным. Федеральные власти и власти штатов часто сосредотачивались на Антифа, которая представляла в лучшем случае ограниченную опасность, отвлекая на нее ресурсы, несмотря на присутствие гораздо более жестоких и активных крайне правых групп.

Для компаний, работающих в социальных сетях, жизненно важно проявлять бдительность, пресекая агрессивную риторику, а для правоохранительных органов — предвидеть и быстро подавлять насилие до того, как оно распространится.

Нарастающий страх

Учитывая повышенную вероятность насилия, нацеливание на определенные сообщества и, возможно, неадекватную реакцию правоохранительных органов, вполне логично, что сообщества могут испытывать больший страх. Однако этот страх может сохраняться, даже когда реальный уровень насилия низок: восприятие, подпитываемое ненавистной риторикой, преодолевает реальность. Опросы американцев показывают, что более 75% считают, что острые высказывания делают политическое насилие более вероятным. Обеспокоенность была особенно выражена среди общин чернокожих, латиноамериканцев, американцев азиатского происхождения и жителей островов Тихого океана.

Существует обманчиво простой ответ на проблему подстрекательской риторики: политики сами должны проявлять сдержанность и осуждать своих коллег-лидеров, когда они пересекают черту, отделяющую воодушевление своих последователей от поощрения насилия. К сожалению, к этому совету вряд ли прислушаются. Президент Трамп добился политического успеха отчасти потому, что он нарушил политические табу, и множество потенциальных преемников стремятся извлечь выгоду из энергии его электората. На данный момент жизненно важно, чтобы компании, работающие в социальных сетях, проявляли бдительность, пресекая агрессивную риторику, а правоохранительные органы должны предвидеть и быстро подавлять насилие до того, как оно распространится.Однако такие меры краткосрочны и не решают более глубокой проблемы.

16 ДНЕЙ АКТИВНОСТИ ПРОТИВ ГЕНДЕРНОГО НАСИЛИЯ

85%

Глобальная распространенность цифрового насилия в отношении женщин, включая женщин, которые лично испытали его или были свидетелями его в отношении других женщин.

— Подразделение экономической разведки

Точно так же, как гендерное насилие принимает множество коварных форм, цифровое насилие по признаку пола принимает множество коварных форм: жестокое обращение с изображением, также известное как несогласованный обмен интимными изображениями или «порно-месть», киберпреследование, онлайн-домогательства, сексторция, онлайн-торговля, доксинг .Преступником может быть незнакомец с другого континента или кто-то известный по соседству, который использует технологии и сексуальность цели против нее. Маргинализированные группы, в том числе люди с ограниченными возможностями и представители ЛГБТКИ, могут быть еще более уязвимыми.

Для выживших и жертв этого сексуального насилия, таких как молодые женщины, чьи истории представлены здесь, нет различия между реальным и виртуальным. Выход из системы не прекращает ужас. Последствия, безусловно, слишком реальны — страх, паника, тревога, депрессия, посттравматическое стрессовое расстройство, суицидальные мысли и многое другое.Наша онлайн- и оффлайн-жизнь может сливаться друг с другом, чтобы быть неразличимыми. Даже если и после того, как насилие закончится, шрамы останутся. Выжившие могут ограничить использование Интернета или полностью покинуть его, лишив себя сообщества и связи, исследований и открытий, экономических возможностей, образования и развлечений.

Виртуальное насилие есть насилие. Злоупотребление в Интернете есть насилие.

Виртуальное насилие — это насилие. Злоупотребление в Интернете есть насилие. Женщины и девушки имеют право чувствовать себя в безопасности во всех пространствах, где бы они ни находились.