Читать дневник тани савичевой – Вторая Мировая Война » Дневник Тани Савичевой

Вторая Мировая Война » Дневник Тани Савичевой

Двенадцатилетняя ленинградка Таня Савичева начала вести свой дневник чуть раньше Анны Франк, жертвы Холокоста. Они были почти ровесницами и писали об одном и том же — об ужасе фашизма. И погибли эти две девочки, не дождавшись Победы: Таня – в июле 1944, Анна – в марте 1945 года. «Дневник Анны Франк» был опубликован после войны и рассказал о своем авторе всему миру. «Дневник Тани Савичевой» не был издан, в нем всего 9 страшных записей о гибели ее большой семьи в блокадном Ленинграде. Эта маленькая записная книжка была предъявлена на Нюрнбергском процессе, в качестве документа, обвиняющего фашизм.

Дневник Тани Савичевой выставлен в Музее истории Ленинграда (Санкт-Петербург), его копия — в витрине мемориала Пискаревского кладбища, где покоятся 570 тысяч жителей города, умерших во время 900-дневной фашистской блокады (1941-1943 гг.), и на Поклонной горе в Москве.

Детская рука, теряющая силы от голода, писала неровно, скупо. Хрупкая душа, пораженная невыносимыми страданиями, была уже не способна на живые эмоции. Таня просто фиксировала реальные факты своего бытия — трагические «визиты смерти» в родной дом. И когда читаешь это, цепенеешь:

«28 декабря 1941 года. Женя умерла в 12.00 утра 1941 года».
«Бабушка умерла 25 января в 3 часа 1942 г.».
«Лека умер 17 марта в 5 часов утра. 1942 г.».
«Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа ночи. 1942 год».
«Дядя Леша, 10 мая в 4 часа дня. 1942 год».
«Мама – 13 мая в 7 часов 30 минут утра. 1942 г.»
«Савичевы умерли». «Умерли все». «Осталась одна Таня».

…Она была дочерью пекаря и белошвейки, младшей в семье, всеми любимой. Большие серые глаза под русой челкой, кофточка-матроска, чистый, звонкий «ангельский» голос, обещавший певческое будущее.

Савичевы все были музыкально одарены. И мать, Мария Игнатьевна, даже создала небольшой семейный ансамбль: два брата, Лека и Миша, играли на гитаре, мандолине и банджо, Таня пела, остальные поддерживали хором.

Отец, Николай Родионович, рано умер, и мать крутилась юлой, чтобы поднять на ноги пятерых детей. У белошвейки ленинградского Дома моды было много заказов, она неплохо зарабатывала. Искусные вышивки украшали уютный дом Савичевых — нарядные занавески, салфетки, скатерти.

С детских лет вышивала и Таня  — все цветы, цветы…

Лето 1941-го года Савичевы собирались провести в деревне под Гдовом, у Чудского озера, но уехать успел только Миша. Утро 22-го июня, принесшее войну, изменило планы. Сплоченная семья Савичевых решила остаться в Ленинграде, держаться вместе, помогать фронту. Мать-белошвейка шила обмундирование для бойцов. Лека, из-за плохого зрения, в армию не попал и работал строгальщиком на Адмиралтейском заводе, сестра Женя точила корпуса для мин, Нина была мобилизована на оборонные работы. Василий и Алексей Савичевы, два дяди Тани, несли службу в ПВО.

Таня тоже не сидела сложа руки. Вместе с другими ребятами она помогала взрослым тушить «зажигалки», рыть траншеи. Но кольцо блокады быстро сжималось — по плану Гитлера, Ленинград следовало «задушить голодом и сровнять с лица земли». Однажды не вернулась с работы Нина. В этот день был сильный обстрел, дома беспокоились и ждали. Но когда прошли все сроки, мать отдала Тане, в память о сестре, ее маленькую записную книжку, в которой девочка и стала делать свои записи.

Сестра Женя умерла прямо на заводе. Работала по 2 смены, а потом еще сдавала кровь, и сил не хватило. Скоро отвезли на Пискаревское кладбище и бабушку – сердце не выдержало. В «Истории Адмиралтейского завода» есть такие строки: «Леонид Савичев работал очень старательно, хотя и был истощен. Однажды он не пришел на смену — в цех сообщили, что он умер…».

Таня все чаще открывала свою записную книжку – один за другим ушли из жизни ее дяди, а потом и мама. Однажды девочка подведет страшный итог: «Савичевы умерли все. Осталась одна Таня».

Таня так и не узнала, что не все Савичевы погибли, их род продолжается. Сестра Нина была спасена и вывезена в тыл. В 1945-м году она вернулась в родной город, в родной дом, и среди  голых стен, осколков и штукатурки нашла записную книжку с Таниными записями. Оправился после тяжелого ранения на фронте и брат Миша.

Таню же, потерявшую сознание от голода, обнаружили служащие специальных санитарных команд, обходившие ленинградские дома. Жизнь едва теплилась в ней. Вместе со 140 другими истощенными голодом ленинградскими детьми девочку эвакуировали в Горьковскую (ныне – Нижегородская) область, в поселок Шатки. Жители несли детям, кто что мог, откармливали и согревали сиротские души. Многие из детей окрепли, встали на ноги. Но Таня так и не поднялась. Врачи в течение 2-х лет сражались за жизнь юной ленинградки, но гибельные процессы в ее организме оказались необратимыми. У Тани тряслись руки и ноги, ее мучили страшные головные боли. 1 июля 1944 года Таня Савичева скончалась. Ее похоронили на поселковом кладбище, где она и покоится под мраморным надгробием. Рядом — стена с барельефом девочки и страничками из ее дневника. Танины записи вырезаны и на сером камне памятника «Цветок жизни», под Санкт-Петербургом, на 3-ем километре  блокадной «Дороги Жизни».

Таня Савичева родилась 25 января, в день поминовения святой мученицы Татианы. Оставшиеся  в живых Савичевы, их дети и внуки, обязательно собираются за общим столом и поют «Балладу о Тане Савичевой» (композитор Е. Дога, слова В. Гина), которая впервые прозвучала на концерте народной артистки Эдиты Пьехи: «Таня, Таня… твое имя — как набат на всех наречиях…»

Нельзя сердцу прекращать помнить, иначе — пресечется род наш человеческий.

Источник:  РИА «Новости»

Читайте также: Блокадный дневник Тани Вассоевич

 

www.world-war.ru

Дневник Тани Савичевой. Детская книга войны

Дневник Тани Савичевой

Жила до войны на 2-й линии Васильевского острова, в доме 13/6, семья Савичевых – большая, дружная и уже с поломанной судьбой. Дети нэпмана, «лишенца», бывшего владельца булочной-кондитерской и маленького кинотеатра, Савичевы-младшие не имели права ни поступать в институты, ни вступать в комсомол. Но жили и радовались. Кроху Таню, пока та была младенцем, клали по вечерам в бельевую корзину, ставили под абажуром на стол и собирались вокруг. Что осталось от всей семьи после блокады Ленинграда? Танин блокнот. Самый короткий дневник в этой книге.

Ни восклицательных знаков. Ни даже точек. И только чёрные буквы алфавита на обрезе записной книжки, которые – каждая – стали памятником её семье. Старшей сестре Жене – на букву «Ж», – которая, умирая на руках у другой сестры, Нины, очень просила достать гроб, редкость по тем временам, – «иначе земля попадёт в глаза». Бабушке – на букву «В», – которая перед смертью наказывала как можно дольше её не хоронить… и получать по её карточке хлеб. Памятником брату Лёке, двум дядям и маме, ушедшей самой последней. После того как «Савичевы умерли», 11-летняя Таня положила в палехскую шкатулку венчальные свечи со свадьбы родителей и записную книжку сестры Нины, в которой та рисовала свои чертежи, а потом сама Таня вела хронику гибели семьи и, осиротевшая и истощённая, отправилась к дальней родственнице тете Дусе. Тётя Дуся вскоре отдала девочку в детский дом, который затем эвакуировали в Горьковскую, ныне Нижегородскую область, в село Шатки, где Таня угасала ещё несколько месяцев: костный туберкулёз, дистрофия, цинга.

Таня так и не узнала, что Савичевы умерли не все, что Нина, чьим химическим карандашом для подводки глаз она написала 41-ю строку своей короткой повести, и брат Михаил, эвакуированные, выжили. Что сестра, вернувшись в освобождённый город, нашла у тёти Дуси палехскую шкатулку и передала блокнот в музей. Не узнала, что её имя звучало на Нюрнбергском процессе и стало символом Ленинградской блокады. Не узнала, что Эдита Пьеха спела «Балладу о Тане Савичевой», что астрономы назвали в её честь малую планету № 2127 – TANYA, что люди высекли её строки в граните…

Но всё это знаем мы. Знаем и помним. 9 страниц дневника Тани Савичевой уместились на одном листе этой книги. И это только начало…

Женя умерла 28 дек в 12.30 часов утра 1941 г

Бабушка умерла 25 янв 3 часа дня 1942 г

Лека умер 17 марта в 5 час утра 1942 г

Дядя Вася умер 13 апр в 2 часа ночи 1942 г

Дядя Леша 10 мая в 4 часа дня 1942

Мама 13 мая в 7.30 час утра 1942 г

Савичевы умерли

Умерли все

Осталась одна Таня

Чёрным карандашом для глаз старшей сестры Нины (справа) Таня и записала хронику гибели семьи Савичевых.

_{Фотохроника ТАСС.}

Её дневник, самый короткий текст в этой книге, стал символом Ленинградской блокады.

_{Фото РИА Новости.}

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

military.wikireading.ru

Стихи о Тане Савичевой — Шатковская центральная библиотека

Вернуться назад

---

•  

Девять страничек. Страшные строчки

Девять страничек. Страшные строчки.
Нет запятых, только черные точки.
Пусто и тихо в промерзшей квартире.
Кажется, радости нет больше в мире.
Если бы хлебушка всем по кусочку,
Может, короче дневник был на строчку.
«Маму и бабушку голод унес.
Нет больше сил и нет больше слез.
Умерли дядя, сестренка и брат
Смертью голодной… » Пустел Ленинград.
Умерли все. Что поделать. Блокада.
Голод уносит людей Ленинграда.
Тихо в квартире. В живых только Таня.
В маленьком сердце столько страданья!
Умерли все! Никого больше нет.
Девочке Тане 11 лет.
Я расскажу вам, что было потом:
Эвакуация, хлеб и детдом.
Где после голода, всех испытаний
Выжили все, умерла только Таня.
Девочки нет, но остался дневник,

Детского сердца слезы и крик.
Дети мечтали о корочке хлеба…
дети боялись военного неба.
Этот дневник на процессе Нюрнбергском
Был документом страшным и веским
Плакали люди, строчки читая.
Плакали люди, фашизм проклиная.
Танин дневник — это боль Ленинграда,
Но прочитать его каждому надо.
Словно кричит за страницей страница:
«Вновь не должно это все повториться!
 

Илья Малышев 

 

Дневник Тани Савичевой

«Женя умерла 28 декабря в 12.30 час. утра 1941 г.
Бабушка умерла 25 янв. 3 ч. дня 1942 г.
Лека умер 17 марта в 5 час. утра 1942 г.
Дядя Вася умер 13 апр. 2 ч. ночь 1942 г.
Дядя Леша 10 мая в 4 ч. дня 1942 г.
Мама 13 мая в 7.30 утра 1942 г.
Савичевы умерли. Умерли все»

Не спорьте, я прошу вас… – Бога ради!  
Так страшно  –  каждый звук своей душой чеканя –   
Никто нам не поведал о блокаде, 
Как  девочка, чьё имя —  Савичева Таня… 

Великий  город взят в кольцо врагами — 
Не разорвать стальные путы окруженья…   
Зима и голод… И, тайком от мамы,                
Она запишет в декабре: «Не стало Жени…»  

День дня страшней – бомбёжки, артобстрелы… 
И слёзы детские, что не бывает горше… 
Родные лишь каким-то чудом целы… 
Январь… Выводит Таня: «Бабушки нет больше…» 

Весна ещё не отогрела город,  
И дотянуть живым немыслимо до лета… 
Всё злей, невыносимей жуткий голод…
Вновь в марте запись Тани: «Утром умер Лека…»

Озноб пронзает, как ни утепляйся…  
Жизнь держится в телах иссохших еле-еле…  
Рукою слабой: «Умер дядя Вася… — 
Запишет Таня, — Ночью, в два…» — в сыром  апреле…

Кошмарные короче стали ночи… 
Мартиролог  —  ещё одной строкою  больше… 
Вновь в дневнике неровный детский почерк… 
Май. Запись: «Днём сегодня умер дядя Лёша…»

Нам не дано постичь весь ужас драмы – 
Где брались силы сердцем детским, чтобы биться? –
Через три дня не стало её мамы… 
Скупая запись: «Мама умерла в семь тридцать»…

От записи последней стынут руки,   
Читаешь строки —  и сбивается дыханье… 
Кровь вязнет в жилах от сердечной муки…
Из дневника… — «Все умерли… Осталась одна Таня…»

…Ей жить да жить бы, и учиться в школе, 
Но слишком тяжким было горем испытанье –
Ушла из жизни от безумной боли, 
Нам завещая помнить, Савичева Таня…

  Владимир Панфилов

 Таня Савичева

На берегу Невы, В музейном зданье Хранится

очень скромный дневничок.

Его писала Савичева Таня

Он каждого пришедшего

Пред ним стоят сельчане, горожане,

От старца — До наивного мальца.

И письменная сущность содержанья

Ошеломляет

Души и сердца.

Это — всем живущим в назиданье,

Чтобы каждый в суть явлении

Время возвышает

Образ Тани

И ее доподлинный дневник

Над любыми в мире дневниками

Он восходит, как звезда, с руки.

И гласят о жизненном накале

Сорок две святых его строки.

В каждом слове — емкость телеграммы,

Глубь подтекста,

Ключ к людской судьбе,

Свет души, простой и многогранной,

И почти молчанье о себе…

Это смертный приговор

убийцам  В тишине

Нюрнбергского суда.

Это — боль, которая клубится.

Это — сердце, что летит сюда…

Время удлиняет расстоянья

Между всеми нами и тобой.

Встань пред миром, Савичева Таня,

Со своей Немыслимой судьбой!

Пусть из поколенья в поколенье

Эстафетно

Шествует она,

Пусть живет,

не ведая старенья,

И гласит

Про наши времена!

 Сергей Смирнов

 

 

Девочка  из блокадного Ленинграда   

(Посвящается Тане Савичевой)

Как странно…мне больше не хочется есть…и ноги совсем не болят…
Нет…нужно подняться…хотя бы присесть…ведь я это мой Ленинград.
Пока я живая, живет город мой, зажатый в блокадном кольце.
И мама живая, и братик живой… замерзший на нашем крыльце… 
Сквозь окна разбитые падает снег, паркет  укрывая ковром.
Я верю, что к счастью придет человек, но все это будет потом…
Потом…через время и снежную мглу, пройдя по дороге смертей…
А может быть я  насовсем не умру? Уйду просто к маме своей? 
Нет, нужно подняться, нельзя мне лежать, ведь я это мой Ленинград!
Нельзя нам сдаваться…как хочется спать…укутавшись в снежный наряд…
Уже третий год мы в блокадном плену:  бомбежки, разруха и смерть…
За что ты нам, боже, придумал войну? За что я должна умереть?!
Опять мне приснился загадочный сон:  стою я  одна над Невой,
 И вижу, как чайка мне машет крылом и манит меня за собой.
Потом вдруг взметнулась она в небеса и скрылась в седых облаках…
И мамины были у чайки глаза…любовь в них, забота и страх.
Немного посплю и схожу за водой…чуть-чуть только сон досмотрю…
Нет силы бороться…прости город мой…и помни:  тебя я люблю…

Андрей Гурков
                

 Дневник Тани Савичевой

Годы блокады в архив не сдадут…
Сколько в них горя, трагизма!
А Танин дневник —
беспощадный суд —
Суд над войной и фашизмом.

Детской, теряющей силы, рукой
Строчки написаны скупо,
Как, нарушая непрочный покой,
Входит в квартиру без стука
Смерть — эта жуткая гостья семьи
В дни ленинградской блокады:

Молча уходят один за другим
Бабушка,  Женя,  два дяди,
Брата не стало, и…мама ушла.
УМЕРЛИ ВСЕ! ТОЛЬКО ТАНЯ,,,
— Милая, где же ты силы брала?!!
Выпало столько страданья!

Ангел-спаситель к тебе опоздал —
Не отстояли у смерти…
Как же мне хочется, чтоб никогда
НЕ БЫЛО ВОЙН НА ПЛАНЕТЕ!

  Валентина Жукова 

 

 Дневник Тани Савичевой

Сколько их: кто не дожил, не дошел?
Нет даже лиц. 
Синим химическим карандашом
Девять страниц.

Голод блокады писал без затей
Буквы свои.
Девять страниц – только даты смертей
Целой семьи. 

Это потом в полевых вещмешках
Их принесут
На просоленных солдатских плечах
В Нюрнбергский суд.

Это потом поверять дневникам
Станут мечты
Девочки в городе, где по утрам
Сводят мосты. 

…Чтоб никогда не глушил в небе вой
Пение птиц,
Ты с непокрытой прочти головой
Девять страниц.

  Павел Великжанин

 

Таня Савичева

Где-то там, в ленинградской блокаде,

Где по радио лишь метроном,

Буквы девочка пишет в тетради,

Чуть в сознании, январским днем.

Вспоминала всю цепь тех событий:

Собирались семьею в Ямбург,

Только вот, не далось уж убыть им,

Только Мишке, может выжил он вдруг?.

Жив ли брат, тот с кем с горки катались?

Так же весел его смелый дух?

Нет, наврядли. Они попрощались

Не говорят в семье о нем вслух…

Буквы нервно слипаются в слово,

Дальше цифры и снова слова,

Грифель крошится снова и снова,

И в бессилье трясется рука.

«Двадцать восьмого умерла Женя…»

Это старшая ее сестра.

Выжить как в это страшное время,

Где голод и обстрелы с утра?

Тары стеклянные на чердаке

С детьми собирала другими,

И как-то увидев в том бардаке,

Застыла с глазами большими.

Там двое людей ели другого,

Идти отказались вдруг ноги,

Страшно от взгляда стало больного,

Сбежала, не видя дороги…

Как не крути – еды не хватало.

Бабушка им свою отдала

Карточку, чтобы не голодали

И через день сама умерла.

 

Новую запись девочка пишет:

«Бабушка умерла в 3 часа дня…»

Похоронив, сама еле дышит,

Хочет скорей присесть у огня.

Нины не стало – взорвали завод,

Но так не нашли ее тела.

Стал роковым в семье этот год,

И мать, словно в воду глядела.

Женю тогда хоронили семьей,

Тут мать на могилу как глянет,

Слова, что сказала, будут судьбой:

«Ну что же, кто следущим станет?»

Дальше был Лека – от истощенья,

А точней – Леонид старший брат.

Фашисты, не видать им прощенья!

Вот, кто в этом во всем виноват!

Он был музыкантом, оркестр имел.

На двадцать пятый умер свой год.

И так же, по-детски, он счастья хотел.

Рожден с Октябрем – этим был горд.

Как часто во снах мы падаем вдруг,

Точно так же Таня поникла,

Что дядя Вася – ее лучший друг

Умер, и его Смерть настигла.

Очередь и дяди Леши пришла,

А Танечка даже не знала,

Мама умрет ровно через три дня.

Их даты в тетрадь записала.

«Умерли…» Савичевых больше нет.

«Умерли все». Нет ни желанья.

Последняя запись – жизни привет.

«Осталась одна только Таня»

   Остапенко Александр

                  

В ДЕНЬ СКОРБНОГО ЮБИЛЕЯ

 

1 июля 2004 года исполнилось

60 лет со дня смерти Тани Савичевой,

чей прах покоится в шатковской земле.

 

Детей — блокадников спасала вся страна!

Из Ленинграда, осажденного врагом,

Судьба в Шатки девчушку привела,

Точнее, в Красноборский детский дом.

 

Как мало на Земле тобой прожито дней!

Ты много в жизни, девочка, страдала!

Мы отмечаем скорбный юбилей:

В четырнадцать тебя уже не стало.

 

В минуты грусти или торжества

Цветы тебе всегда приносят люди,

А имя девочки из города Петра

Известно всем. Забыто уж не будет!

 

Оно как символ детского страданья!

А тем, кто войны затевает на планете,

Звучит набатом, как напоминанье:

В войну сильнее всех страдают дети.

 

И я пришла к тебе сейчас с цветами.

Прими поклон мой, Савичева Таня!

Я холодею, твой прочтя дневник:

Блокадный ужас в сердце мне проник.

                                             

 Винидиктова Валентина

  Шатковская поэтесса

 

ШАТКОВСКАЯ ЗЕМЛЯ ПУСТЬ БУДЕТ ПУХОМ

***

Средь сосен и березок белоствольных,

На берегу у небольшой реки

Поселок наш раскинулся привольно

С немного странным именем — Шатки.

 

Здесь издавна картофель, хлеб сажают,

И не отстали в сфере мы иной –

И в области, наверное, уж знают

Завод нормалей наш и крупяной.

 

Но не крепеж — нормалевцев отрада,

Не хлеборобов славные дела,

А девочка одна из Ленинграда

Нам грустную известность принесла.

 

Чтоб долго не гадать, скажу заранее,

Тем более, что в мыслях я вольна:

В Шатках — могила Савичевой Тани,

Судьбу которой знает вся страна.

***

Дом до войны казался полной чашей,

Все жили дружно, спорились дела, —

Два дяди, брата, две сестры — все старше,

А Танечка там младшая была.

 

Но грянул залп, все прошлое сметая,

И эхом отозвалось над Невой:

«Вставай, страна великая, большая.

Вставай, вставай, страна, на смертный бой».

 

План Барбаросса Гитлер подытожил,

И росчерком жестокого пера

Он приказал разрушить, уничтожить,

Стереть с земли великий град Петра.

 

Разрушить? Как? И Эрмитаж, и Смольный?

Михайловскому замку уж не быть?

И до рассвета парочкам спокойно

По Невскому проспекту не бродить?

 

Чтоб Петергоф навеки в Лету канул?

И скульпторов великих имена?

Ведь Ленинград — не город, это символ,

В гранит одетая история сама.

 

Нет, не бывать такому святотатству!

Не рухнет город, сколько не грози,

И нерушимо воинское братство,

Как повелось на матушке Руси.

***

Но, не сумев взять штурмом Ленинграда,

Блокадой попытались задушить,

С Большой землёй его соединяла

Лишь тоненькая ладожская нить.

 

Мы не забудем муки Ленинграда,

И не померкнет в памяти людей

Самая длинная в истории блокада –

Те девятьсот ужасных, страшных дней.

 

Но город жил, в победу веря свято,

Варил в печах мартеновских металл,

На простеньких станках точил снаряды,

В руках распухших автомат сжимал.

 

И верил Шостакович, сочиняя,

Аккорды гнева сотрясали зал,

«Я будущей победе посвящаю», —

На лёгкой партитуре написал.

 

А норма хлеба безнадёжно тает,

Замешенная с пылью пополам.

Не то что съесть, понюхать не хватает,

Сто двадцать пять

блокадных клейких грамм,

 

На улицах как будто всё застыло –

Собак и кошек больше не видать.

Ремни глодали, клей варили, мыло –

Об этом не пристало вспоминать.

 

Сирена воет, как гиена словно,

Уже не страшен вражеский налёт:

Замёрзшие тела лежат, как брёвна,

Их утром спецдружина уберёт.

Казалось, сердце навсегда остыло,

Не тронет душу уж ничья слеза.

Нам нравится иль нет, но это было,

Не отводи, читатель мой, глаза.

 

Но чаще было, знаю не из книжиц,

Свои дела отбросив на потом,

Друг другу люди помогали выжить,

Делились всем — и хлебом, и теплом.

***

И Савичевых смерть нещадно косит,

Недаром дом тринадцатый у них,

И самых дорогих людей уносит,

Все меньше, меньше силы у живых.

 

На улице промерзло все на свете,

Крест-накрест заколочено окно,

С Невы ужасной силы дует ветер,

Все стекла уж повыбиты давно.

 

И, каждую минуту опасаясь,

Чтоб огонек коптилки не поник,

От холода к буржуйке прижимаясь,

Писала девочка великий свой дневник.

 

Она писала, как историк словно:

Указывая месяц, числа, дни,

Девять страниц. Беда не многословна,

Но что вместили для нее они!

 

Как эти строки врезались нам в память!

В них боль и крик израненной души.

Туда уж не добавить, не убавить,

Страшней не будет, сколько не пиши.

 

Что вытерпело детское сердечко,

Что вынесло, представить страшно нам!

Нам в эти годы жизнь казалась вечной,

Мы куклам счет вели, а не смертям.

 

А как не стало мамы в этом доме,

«Одна на свете», — Таня поняла,

Погибли все (лишь Нины с Мишей кроме).

Соседка Варя Таню забрала.

***

Сирот из Ленинграда вывозили,

А связь была лишь только на воде,

Паромами везли. Всю ночь бомбили,

И плавали панамочки везде…

 

Подальше в тыл отправить их старались,

А Таню занесла судьба в Шатки,

Два года за нее врачи сражались,

Но уберечь от смерти не смогли.

 

Но, слабенькая телом, а не духом,

Неправда, что осталась ты одна.

Шатковская земля пусть будет пухом,

Навек сроднила нас с тобой она.

 

Ты с нами всегда, ты жива в наших душах,

Мы тихо шепнем, возлагая цветы:

«Мы помним и любим тебя все, Танюша,

Мы все тебе матери, сестры, отцы».

 

Мы в этот мир пришли

в шестьдесят первом,

Через шестнадцать лет после войны,

Но в памяти она не стала эхом,

Преданием глубокой старины.

 

Запоем о войне читали книжки,

Кино о ней ценили мы вдвойне,

Без разницы — девчонки и мальчишки,

Мы подрастали, бредя о войне.

 

Не раз украдкой в детстве примеряли

Отца медали, что в шкафу нашли,

Во сне Космодемьянскую спасали,

С Матросовым на дот бесстрашно шли.

 

О ней мы под гитару песни пели,

Душа звенела и рвалася ввысь,

И, глупые , порою так жалели

О том, что слишком поздно родились.

Степина Т. П.

Шатковская поэтесса

 

А В СЕРДЦАХ ШАТКОВЦЕВ ТАНЯ НАВСЕГДА

Наш район не мал и не велик,

И ничем особым он не знаменит.

Мало знает кто в России этот край:

Не Сибирь ведь, не Кавказ и не Алтай.

Православный и радушный наш народ

Испокон веков своим трудом живет.

Есть здесь лес, да речка-Теша вдаль бежит,

Под горою наш поселочек стоит.

Но однажды все узнали о Шатках,

Даже в самых отдаленных уголках.

А прославил и Шатки, и весь район

Небольшой, но подвиг девочки одной.

Это было в ту жестокую войну,

Когда враг напал на Родину мою.

Содрогалась вся планета, вся земля:

Шла великая, священная война!

Разрывались бомбы, танки шли стеной,

Черной тучею повис дым над Москвой.

Брест разрушен, Ленинград в тугом кольце,

Не видать конца проклятой той войне.

Пеплом выжжены деревни, города,

В каждый дом стучались горе и беда,

Бить врага, закрыть Мать-Родину собой.

Воевать шли все: и деды, и отцы,

Братья, сестры, матери, юнцы.

— Мы врагу родную землю не сдадим,

Будем бить врага, пока не победим, —

Говорили так, вступая в смертный бой,

Говорили так, чтоб вновь прийти домой.

Со словами: «В бой за Родину свою!»

Погибали люди в праведном бою.

Погибали. Но вставали в строй бойцы:

Братья, сестры, матери, юнцы.

 * * *

Свирепел фашист день ото дня сильней,

Не жалел фашист ни женщин, ни детей.

Шла война! Как детям объяснить?

Не нужна война им. Детям надо жить!

Нежность рук, любовь и ласка матерей —

Всех сокровищ мира для детей нужней.

Но фашист об этом, видно, позабыл:

Разорил страну, детей осиротил.

Потерявших и отцов, и матерей

Увозили от бомбежек в тыл детей.

Увозили в край глухой подальше от войны,

Где орудий залпы не слышны,

Где растут березки, тишина,

Ярко светит солнце, далеко война.

Так в Шатки измученных, больных

Привезли детей, голодных, чуть живых…

Глазки их ввалились, плечики дрожат,

И не детский вовсе у ребяток взгляд.

Больно. Душу выжгла жгучая слеза —

Смерть смотрела часто в детские глаза.

Тяготы, нужду они делили пополам,

Стали взрослыми в войну не по годам.

* * *

Средь ребят была и Таня — наш герой,

Ей судьба беду сулила за бедой.

Много зла нанес фашист родной стране!

Был в осаде милый город на Неве.

Вой сирен, бомбежек гром, немая тишина,

Страх в глазах, печаль… Идет война!

Не до игр. Их Таня стала забывать.

Нет игрушек, только в клеточку тетрадь

Есть у Тани, в красной сумочке лежит,

С нею погрустит, поговорит.

Словно лучшая подруга и сестра,

Школьная тетрадка ей была:

То рисует, то ведет дневник…

Детский разум к взрывам бомб

давно привык.

Птички, бабочки рисует, вот трава…

А пониже строчка — «Мама умерла».

Холод,  голод, осажденный Ленинград…

Ходит смерть и косит всех подряд.

Умирает бабушка у Тани на глазах.

Сердце сильно сжало, слезы на щеках.

И опять она заносит в свой дневник

Даты смерти умерших родных.

Пишет Таня, но дрожит ее рука,

Боль утраты слишком, слишком велика.

Разрыдалась бы, да некому унять,

Приголубить, слово ласково сказать.

Ну, и как ребенку все перенести,

Как привыкнуть к страху, к ужасам войны?

Кто же даст теперь хоть капельку тепла?

Без семьи, без мамы Таня — сирота.

Умирают все, но просят Таню жить,

Верить в лучшее, надеяться, любить.

Вот уже последнюю страничку дневника

Завершает непослушная рука.

Словно скачут вверх и вниз слова:

Никого в живых нет. Таня лишь одна.

Сорок пятый год! Покончено с войной!

И с победою народ пришел домой.

Не услышит он теперь орудий шквал.

Ведь солдат родную землю отстоял.

Если нужно будет, снова защитит,

Наш солдат на страже Родины стоит!

Мир настал! Ликуй, моя страна!

Клич победный раскатился, как волна.

Только кровоточит сердце от потерь.

Боль в душе за непришедших, за детей.

Не узнает Таня радости весны.

Над могилою ее растут цветы.

Но войны той людям век не позабыть.

А фашизм? Фашизм наказан должен быть!

Кроме мук, страданий и невзгод,

Ничего война не принесет.

И не счесть в стране нашей родной

Искалеченных, истерзанных войной…

Ну, а сколько не пришло с полей боев,

Ну, а сколько на земле сирот и вдов?

Боль, утраты человечество несло,

И дневник стал доказательством того.

После смерти Тани он прочитан был,

Словно острый нож, сердца людей пронзил.

Умер дядя Леша, папы больше нет…

Перед миром будет враг держать ответ!

И на суд представлен Танин был дневник.

Он, как гром, средь неба ясного возник.

Перевесив чашу нюрнбергских весов

Правдой о войне, страничкой скорбных слов.

Видел мир Германии позор:

Суд фашизму вынес страшный приговор.

…Много лет с тех пор прошло, бегут года,

А в сердцах шатковцев Таня навсегда!

Шарова  Мария

Шатковская поэтесса

НЕМОЙ УПРЕК

Шел Нюрнбергский процесс, где боль и кровь

Рекой текли, фашистов обличая.

Увидели и пережили вновь

Весь ужас пыток, слезы не скрывая.

 

И вдруг немым свидетелем возник,

От тех листков душа похолодела,

Далекой, русской девочки дневник,

Что в Ленинграде написать сумела.

 

Ни о любви он был, ни о мечтах,

В нем не было девичьего секрета.

В блокадных находились там тисках.

Без пищи жили, без тепла и света.

 

Над городом нависла смерти тень.

В квартирах стылых люди умирали.

У Тани на глазах который день

Родные постепенно угасали.

 

А девочка им не могла помочь.

Силенок у самой осталось мало.

Что чувствовать могла в момент тот дочь,

Когда в дневник о маме написала?

 

Нет бабушки и мамы больше нет,

Все Савичевы умерли до срока.

Пославши жизни мысленно привет,

Лежать средь них осталась одиноко.

 

И только случай сироте помог.

Нашли девчушку люди, отогрели.

На поезде с другими, на восток,

Детей эвакуировать успели.

 

Так наш район на время домом стал.

Блокадных ребятишек все жалели.

Шатковцы и больничный персонал

Облегчить боль душевную хотели.

 

Но все-таки судьбу не обмануть.

Сорок четвертый гол поставил точку.

Из царства мертвых Таню не вернуть.

Страны огромной маленькую дочку!

 

Людская память, нет тебе цены,

Что пережили, сохранила свято:

Все помнишь, как погибли без вины

В той мясорубке малые ребята.

 

Не выросли, не создали семьи,

Сынов не нарожали для державы.

Открытий столько сделать бы могли,

Не для себя, а для Российской славы!

 

На всю страну поселок знаменит.

Здесь вечным сном уснула ленинградка

И с каменных страниц на нас глядит

Упреком вечным детская тетрадка!

                                                          Суханова Галина

Шатковская поэтесса

«Шатки. Районный городок…»

Шатки. Районный городок.

Могила Савичевой Тани.

Далекий детский голосок

Теряется между кустами.

Не бронза, нет, не просто взгляд!

Глядит сурово на потомка

Непобежденный Ленинград

Глазами горькими ребенка.

Кого из нас не потрясли

Ее блокадные скрижали?

В тылу, в детдоме – всех спасли

И только Таню потеряли.

И только Таню…  Сколько дней

Жила, рвала цветы в овражке,

И все же выросли над ней

Живые, белые ромашки.

О, мой народ, ты победил!

В победе наша боль и сила,

Немало на Руси могил,

И среди них – ее могила.

                                                Н. Рачков.

 

  

У могилы Тани Савичевой

               
Это место нынче всякий знает,
Здесь особый памятник стоит.
Подойдешь – и сердце замирает,
Слышно, как береза шелестит.

Скромная могила на погосте
Время поворачивает вспять,
Гости вы сейчас, или не гости,
Только тут нельзя не вспоминать.

С барельефа смотрят в душу прямо
Детские, печальные глаза,
Говорят они, как будто, «мама,
Отыщи меня на Небесах!..»

Рядом в камне выбита навеки
Тонкая страничка дневника,
Та, что будит чувства в человеке,
Извлекая боль издалека.

Вы представьте только на минуту
Своего ребенка в темноте,
Там, где страшно, холодно и жутко,
И никто не спросит о тебе.

Он один сегодня в этом мире,
Жутком мире, где всегда темно,
Никого в пустой уже квартире,
Только ветер глухо бьет в окно.

А теперь, представьте, одинокий,
Исхудавший детский силуэт.
Из него ушли все жизни соки,
Только тень отбрасывает свет

Вы представьте, девочку, ребенка, 
Проводившего в последний путь,
Всех родных, без плача им вдогонку,
Испытал такое кто-нибудь?

Вы представьте, как она садилась
И писала дату в дневнике,
Чтобы имя близких не забылось
И осталось где-то вдалеке.

Это имя Таня завещала 
Тем, кому достанется дожить,
И страшней история не знала
Способа святое сохранить.

Вы представьте, пальцы  как дрожали,
Вкривь и вкось катился карандаш,
День за днем родные умирали,
А Победа – все еще мираж.

Мама уходила на рассвете,
Оставляя дочь совсем одну,
И в пустом давно уже буфете
Лишь дневник про страшную войну.

Вот и все. Последняя страница,
Страшная в правдивости своей,
Здесь, в руке. А дальше будет сниться
Райский сад и луг среди полей…

Я была как все на Пескаревском,
Плакала, читая тот дневник,
И стояла в платьице неброском
Предо мною Таня в этот миг.

Столько лет прошло, но мир все тонок,
Мы храним его, как можем, от блокад,
Мужества пример – один ребенок 
И —  непокоренный Ленинград.

    

    *           *           *

…Лес, и речка, чистый-чистый воздух,
Жизнь вокруг! Как поздно все пришло,
Над могилой ярко блещут звезды,
А глазам увидеть не дано…

                                Ольга Быстрова

 

xn—-7sbabead2azbpbhl1bj6bon8h3g.xn--p1ai

Дневник Тани Савичевой. Девять страниц о смерти.

Таню Савичеву — девочку, которая не дожила и до 15 лет, всегда вспоминают в связи с блокадой Ленинграда. Она – символ тех страданий, которые перенесли все его жители. Её дневник, состоящий всего из девяти записей, передает весь ужас и чувство безнадежности, которые охватывали её душу, когда один за другим уходили все её близкие.

Таня (Татьяна Николаевна) Савичева родилась 23 января (по другим данным — 25 января) 1930 года в селе Дворищи под Гдовом (Псковская область), а выросла, как и ее братья и сестры, в Ленинграде. Таня была пятым и самым младшим ребёнком в семье — у нее было две сестры и два брата.

Летом 1941 года Савичевы собирались уехать из Ленинграда, но не успели, война застала их врасплох. Им ничего не оставалось кроме того, чтобы остаться в блокадном городе и помогать по мере сил фронту, надеясь на окончание этого ужаса. Записная книжка досталась Тане в память о старшей сестре Нине, пропавшей без вести во время обстрела. В семье её все считали погибшей. Тогда Таня и стала делать свои страшные записи.

«Женя умерла 28 декабря в 12.30 час. утра. 1941 г.»

«Бабушка умерла 25 января в 3 часа дня. 1942 г.»

«Лёка умер 17 марта в 5 часов утра. 1942 г.»

«Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа ночи. 1942 г.»

«Дядя Леша умер 10 мая в 4 часа дня 1942»

«Мама умерла 13 марта в 7 часов 30 минут утра. 1942 г.»

«Савичевы умерли»

«Умерли все»

«Осталась одна Таня»

Таню нашли в её доме служащие санитарных команд, обходившие ленинградские дома в поисках выживших. Её вывезли в поселок Шатки Горьковской области вместе со многими сиротами, такими как она, но спасти девочку уже не удалось.

Таня Савичева умерла 1 июля 1944 года в поселке Шатки, так и не дожив до Победы, так и не узнав, что ее сестра Нина и брат Миша живы, что она не одна.

Дневник Тани стал одним из доказательств обвинения на Нюрнбергском процессе, а сегодня он выставлен в музее истории Ленинграда, его копия — в витрине одного из павильонов Пискаревского мемориального кладбища. Сама же Таня навсегда осталась в памяти тех, кто выжил в эти страшные годы.

my-facts.ru

9 строк о смерти. Таня Савичева написала самый страшный дневник войны | История | Общество

Таня Савичева — маленькая девочка, ученица начальных классов из Ленинграда, стала знаменитой на весь мир благодаря своему дневнику. Страшному дневнику, в котором она заполнила всего 9 страниц. И который стал одним из главный скорбных символов Великой Отечественной войны.

Таня Савичева (справа) и её племянница Маша Путиловская за несколько дней до начала войны, посёлок Саблино, июнь 1941. Тане 11 лет, Маше 6. Фото: Commons.wikimedia.org

Таня Савичева родилась в большой и дружной семье — мама, папа, две сестры Женя и Нина, братья Лёка и Миша. Дом — полная чаша: отец Тани был предпринимателем, владел в Ленинграде собственной пекарней, булочной-кондитерской и даже кинотеатром. Но в 1930-е частную собственность начали отчуждать, а частников из Ленинграда ссылали за 101-й километр. Туда отправилась и семья Савичевых. Отец Тани сильно переживал случившееся, ведь он теперь не мог достойно содержать свою большую семью. В конце-концов стресс, безденежье дали о себе знать — Николай Савичев заболел раком и скончался 5 марта 1936 года.

Потерявшая кормильца семья вскоре смогла вернуться в Ленинград. Они — мама, Таня, братья и сёстры —  поселились вместе с бабушкой на 2-й линии Васильевского острова, в доме 13/6 в квартире под номером 1. Как раз под квартирой ближайшей родни — братьев отца Тани, дяди Васи и дяди Лёши. Жизнь потихоньку налаживалась.

Пришёл 1941 год. Летом Таня с мамой планировали съездить в гости к родственникам в Дворищи, сначала хотели поехать все вместе, но потом решили, что брат Миша поедет первым, а Таня с мамой уже после: не хотели оставлять бабушку одну в её день рождения — 22 июня. Утром Таня вручила бабушке подарок, а в 12:15 по радио народный комиссар иностранных дел СССР Вячеслав Молотов объявил о начале Второй мировой войны. Таня с мамой остались в Ленинграде…

Мемориальная доска на доме, где жила Таня Савичева. Фото: Commons.wikimedia.org/ Михаил Грузнов

Семья Савичевых помогала Красной армии, как могла: сестра Нина рыла окопы, Женя сдавала кровь для раненых, Таня собирала бутылки для зажигательных смесей, Танина мама шила форму для солдат, а Лёка вместе с дядей Лёшей и дядей Васей отправились записываться на фронт. Но из военкомата их послали по домам — у Лёки было плохое зрение, а дяди уже давно «переросли» призывной возраст.

8 сентября 1941 года началась блокада Ленинграда, но семья Савичевых была уверена — вместе продержатся, выстоят, переживут… Вслед за голодной осенью пришла суровая зима. Как-то, убираясь дома, Таня нашла забытую её сестрой Ниной записную книжку. Часть книжки была заполнена записями Нины, а вот другая — с алфавитом для телефонных номеров — оставалась нетронутой. Таня не стала выбрасывать находку и сохранила её у себя в шкафчике. Вскоре в этом дневнике появилась первая запись под буквой «Ж»: «Женя умерла 28 дек в 12.00 час утра 1941 г.» (здесь и далее пунктуация, орфография и грамматика сохранены — ред.).

Сестра, несмотря на сильное истощение, продолжала сдавать кровь для раненых и каждый день проходила семь километров до завода и обратно. 28 декабря Женя уже не смогла проделать этот путь. Она скончалась на руках у своей сестры Нины.

Не прошло и месяца, как в дневнике Тани Савичевой детским почерком были начертаны уже другие строки под буквой «Б»: «Бабушка умерла 25 янв. 3 ч. дня 1942 г.». Бабушка Евдокия постоянно недоедала, она не хотела объедать и без того голодных внуков. В январе ей стало совсем плохо. Врач поставил диагноз — алиментарная дистрофия, предложил проехать в стационар. Но бабушка отказалась. Она понимала, что всё бессмысленно, и не хотела занимать койку в больнице, которая могла понадобиться раненым.

28 февраля 1942 года домой не вернулась сестра Нина. Мама пыталась навести справки, но так ничего и не узнала. В этот раз Таня не записала в свой дневник ничего, девочка хотела верить, что сестра жива.

Меньше, чем через месяц, после Нины от Тани ушёл брат Лёка. Но здесь надежды не было, Таня знала — он ушёл навсегда. Под буквой «Л» Таня карандашом написала: «Лёка умер 17 марта в 5 часов утра в 1942 г.». Лёка, как и бабушка, скончался от голода и сильного истощения.

Следующая запись не заставила себя долго ждать: «Дядя Вася умер в 13 апреля 2 ч ночь 1942 г.». Голод, как самая страшная эпидемия, убивал семью Савичевых одного за другим.

Дядя Лёша перед смертью уже не мог ходить, врач разводил руками. Родным оставалось только смотреть, как он угасает. Таня снова взялась за карандаш. Записала: «Дядя Лёша 10 мая в 4 ч дня 1942 г.» и спрятала ненавистный дневник. Но через три дня ей пришлось достать его снова. Через три дня появились последние четыре самых страшных надписи в маленькой записной книжке маленькой девочки Тани Савичевой:

Под буквой «М» — «Мама в 13 мая в 7.30 час утра 1942 г.»; под буквой «С» — «Савичевы умерли»; под буквой «У» — «Умерли все»; под буквой «О» — «Осталась одна Таня»…

Потом у Тани Савичевой были два долгих и мучительных года. Несколько недель она «гостила» у бабушкиной племянницы, которая была не сильно рада, увидев у своих дверей девочку-сироту. Она пустила её на порог, но каждый раз выставляла из дома, когда уходила на работу. Домой Евдокия возвращалась к ночи. Всё это время Таня была на улице или сидела в подъезде. Вскоре Таня стала совсем в тягость Евдокии — девочка от истощения уже еле передвигалась, к тому же она была больна туберкулезом. Летом 1942 года Таню отправили в детский дом, который в августе был эвакуирован в посёлок Шатки. Спустя два года, в марте 1944-го Таня попала в дом инвалидов в селе Понетаевка. В медицинской карточке Тани Савичевой, помимо костного туберкулёза, значилось: «Цинга, дистрофия, нервное истощение, слепота…».

Тани Савичевой не стало 1 июля 1944 года.

Таня ушла навсегда, так и не узнав, что не все Савичевы умерли. Сестра Нина и брат Миша остались живы. Нину вместе с коллегами прямо с работы эвакуировали из Ленинграда. Всё проходило в такой спешке, что она даже не смогла передать весточку родным. Миша был ранен, но всё-таки выжил и вернулся с фронта.

Маленькую записную книжку с 9 страшными записями, начертанными карандашом нетвёрдой детской рукой, Нина, которая вернулась в Ленинград уже после снятия блокады, нашла у Евдокии. По воле случая дневник маленькой девочки, похоронившей свою семью, увидел знакомый Нины, учёный секретарь Эрмитажа. Так история жизни и смерти простой ленинградской школьницы Тани Савичевой в 1946 году попала на выставку «Героическая оборона Ленинграда». Сегодня 9 листочков из дневника девочки Тани хранятся в «Государственном Музее истории Санкт-Петербурга», а копии их разошлись по всему свету как память о маленькой девочке, описавшей свою, детскую историю страшной войны.

 

aif.ru

Завещание Тани Савичевой. Как читать детский блокадный дневник в 2019 году | Люди | Общество

a[style] {position:fixed !important;} ]]]]]]]]]]>]]]]]]]]>]]]]]]>]]]]>]]>

aif.ru

Федеральный АиФ

aif.ru

Федеральный АиФ

• ФЕДЕРАЛЬНЫЙ
• САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
• Адыгея
• Архангельск
• Барнаул
• Беларусь
• Брянск
• Бурятия
• Владивосток
• Владимир
• Волгоград
• Вологда
• Воронеж
• Дагестан
• Иваново
• Иркутск
• Казань
• Казахстан
• Калининград
• Калуга
• Камчатка
• Карелия
• Киров
• Кострома
• Коми
• Краснодар
• Красноярск
• Крым
• Кузбасс
• Мурманск
• Нижний Новгород
• Новосибирск
• Омск
• Оренбург
• Пенза
• Пермь
• Псков
• Ростов-на-Дону
• Рязань
• Самара
• Саратов
• Смоленск
• Ставрополь
• Тверь
• Томск
• Тула
• Тюмень
• Удмуртия
• Украина
• Ульяновск
• Урал
• Уфа
• Хабаровск
• Чебоксары
• Челябинск
• Черноземье
• Чита
• Югра
• Ямал
• Ярославль

• Спецпроекты
  • Путешествие в будущее
  • Перепись населения. Слушай, узнавай!
  • Работа мечты
  • МГУ — флагман образования
  • 100 фактов о Казахстане
  • Ремонт подъездов в Москве
  • Panasonic: теплицы будущего
  • Рейтинг лучших банковских продуктов
  • Лечим кашель
  • Югра удивляет
  • Возвращение иваси
  • Детская книга войны
  • Как читать Пикассо
  • Жизнь Исаака Левитана в картинах
  • Учиться в интернете
  • Пробная перепись населения–2018
  • «Летящей» походкой
  • Реновация в Москве
  • «АиФ. Доброе сердце»
  • АиФ. Космос
  • Сделай занятия эффективнее
  • Фотоконкурс «Эльдорадо»
  • Яркие моменты футбола
  • Вся правда о гомеопатии
  • Леди выбирают
  • Москва Высоцкого
  • Пресс-центр
  • Октябрь 1917-го. Буря над Россией
  • Война на Украине
    • Война на Украине онлайн
    • Репортаж
    • Прогнозы и перспективы
    • Оценки
    • Война на Украине в вопросах
  • Письма на фронт
  • Алло, цивилизация
  • Тестируй все от LG
  • Ад Беслана. Взгляд изнутри
  • Твои документы!
  • Острый угол
    • Дороги
    • Коррупция
    • ЖКХ
    • Здоровье
    • Энергетика
    • СХ
    • Строительство
    • Преступность
    • Образование
    • Промышленность
    • Миграция
    • Туризм
    • Спорт
  • Все спецпроекты
• Мой район
  • Академический
  • Внуково
  • Гагаринский
  • Дорогомилово
  • Зюзино
  • Коньково
  • Котловка
  • Крылатское
  • Кунцево
  • Куркино
  • Ломоносовский
  • Митино
  • Можайский
  • Ново-Переделкино
  • Обручевский
  • Очаково-Матвеевское
  • Покровское-Стрешнево
  • Проспект Вернадского
  • Раменки
  • Северное Бутово
  • Северное Тушино
  • Солнцево
  • Строгино
  • Теплый стан
  • Тропарево-Никулино
  • Филевский парк
  • Фили-Давыдково
  • Хорошёво-Мнёвники
  • Черемушки
  • Щукино
  • Южное Бутово
  • Южное Тушино
  • Ясенево
• Общество
  • Сеть
  • Наука
  • Здравоохранение
  • Армия
  • Безопасность
  • Образование
  • Право
  • Конкурс «Регионы России»
  • Экология
  • МЧС России
  • Мусора.нет
  • Агроновости
  • История
  • Люди
  • Религия
  • Общественный транспорт
  • СМИ
  • Природа
  • Туризм
  • Благотворительность
  • Социальное страхование
  • Измени одну жизнь
  • Галереи
  • Мнение
• Происшествия
• Политика
  • В России
  • Московские выборы
  • В мире
  • Итоги пятилетки. Курская область
  • Выборы в Приднестровье
  • Галереи
  • Мнения
• Деньги
  • Экономика
  • Коррупция
  • Карьера и бизнес
  • Личные деньги
  • Компании
  • Рынок
• Москва
• Здоровье школьника
  • На страже зрения
  • Гигиена зрения
  • Защита иммунитета
  • Профилактика болезней горла
• Культура
  • Кино
  • Театр
  • Книги
  • Искусство
  • Шоу-бизнес
  • Персона
  • Проблема
  • Куда пойти
  • Галереи
  • Актуальная классика
• Спорт
  • ЧМ-2014
  • Футбол
  • Хоккей
  • Зимние виды
  • Летние виды
  • Другие виды
  • Олимпиада
  • Инфраструктура
  • Персона
  • Фото
• Кухня
  • Рецепты
  • Рецепты в инфографике
  • Продукты и напитки
  • Питание и диеты
  • Кулинарные хитрости
  • Мастер-классы
  • Детское питание
  • Кухни мира
  • Бытовая техника
  • Дебаты
  • журнал АиФ ПРО кухню
• Дача
  • Огород
  • Сад
  • Стройка и дизайн
  • Помощь юриста
• Здоровье
  • Здоровый голос

aif.ru

Завещание Тани Савичевой. Как читать детский блокадный дневник в 2019 году

В день снятия блокады, 27 января, ком подступает к горлу. Но страшно не от подробно­стей: ведь все, кто страдал, уже отмучились. Страшно, что тоска ещё живых по уже умершим заглушается громкими речами и дальними выстрелами.

В эти январские дни важно разглядеть ещё одну дату: день рождения – 23 января – одной маленькой ленинградки, которая родилась за 11 лет до войны. Таня Савичева. Одна из 400 тыс. ленинградских детей, вокруг которых сомкнулось блокадное кольцо. Ощерились сначала танки, а потом показал свои зубы голод. Когда через 900 дней блокаду прорвали, оказалось, что погиб почти каждый второй ребёнок. Т­аня тоже не спаслась. Но кажется, что 9 строчек, оставшихся от её дневника, записанного в адресной книжке, сейчас, из того страшного далёка, пытаются спасти нас. Уберечь.

Зарубки на память

Танин дневник – мартиролог обычной ленинградской семьи, почти поголовно оставшейся в мёрзлых братских могилах на кладбищах великого города Ленинграда – мог бы фигурировать в качестве одного из свидетельств преступлений нацистов на Н­юрнбергском процессе. Какие ещё доказательства – серьёзные, взрослые, основательные – могут быть красноречивее детских строчек, выведенных в адресной книжке старшей сестры Нины, её же карандашом для подводки глаз, замёрзшими руками. Строчек-памятников – ибо о­тдельной могилы уже никому не доставалось, а ещё одна старшая сестра Тани, Женя, умершая первой, перед смертью просила только об одном: «Достаньте гроб, б­оюсь, земля попадёт в глаза». Строчек – зарубок на память. Строчек, в которые оставалось добавить только последнее, своё имя… Этот дневник для а­втора был хроникой. И много больше он – для нас. Нет, не символ. Но предостережение: «Женя умерла 28 дек в 12.00 часов утра 1941 г. Б­абушка умерла 25 янв 3 часа дня 1942. Лека умер 17 марта в 5 час утра 1942. Дядя Вася умер 13 апр в 2 часа ночи 1942 г. Дядя Леша 10 мая в 4 часа дня 1942. Мама 13 мая в 7.30 утра 1942 г. Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня».

Савичевы, умершие все, были семьёй «­лишенца», «раскулаченного» нэпмана: отец Тани до войны держал маленький кинотеатр «Правда» и булочную, а вскоре после того, как его лишили положения в обществе (дети не имели права поступать в институты, вступать в комсомол), умер от рака. В блокаду семья вступала без отца. Быстро забылись довоенные годы: как ездили гулять «на Острова» по выходным, как самую младшую, Таню, клали в бельевую корзину, ставили её на стол под рыжим абажуром, а вокруг усаживалась вся семья… Теперь Женя сдавала кровь для раненых, Нина рыла окопы, мама шила форму для солдат, бабушка недоедала, экономя свой кусок для внуков, а брат Лека и оба дяди пошли записываться на фронт (их не взяли). После Жени умерла бабушка – и завещала как можно дольше её не хоронить, чтобы живые могли получать хлебный паёк по её карточке: «Вы не бойтесь, я тихонечко полежу». Соседи съели кота, Савичевы поклялись: своего Барсика не съедят. Через неделю он пропал – с­ъели другие. За 2 буханки хлеба мама нашла гроб для Жени. Последней умерла мама, до мая 1942-го на одной силе духа державшаяся в своём прозрачном теле… В последние дни Таня выменяла на какие-то домашние сокровища головку лука, пыталась накормить им маму, погибающую от цинги, но мама уже не могла есть.

Ещё одна Таня

Когда Савичевы умерли все и осталась одна Таня, она по­просила дочку дворника помочь зашить маму в простыню, сложила в палехскую шкатулку венчальные свечи своих родителей и Нинину записную книжку, дневничок, и пошла к тёте Дусе, дальней родственнице. Родст­венница вскоре отдала Таню в детдом. Детдом удалось эвакуировать. В нижегородском селе Шатки Таня 9 месяцев, в болях, лежала, слепая, и медленно умирала: подорванный, истощённый её маленький организм дольше уже не мог жить (туберкулёз, дистрофия, цинга), но насмотревшаяся душа всё никак не могла отпустить эту жизнь…

Таня умерла в июле 1944 г. Уверенная, что она последняя из Савичевых. А после Победы её дневник нашла сестра Нина, попавшая в эвакуацию вместе с предприятием и не успевшая передать весточку семье. Из Таниного дневника она узнала о том, что стало с Савичевыми.

Ещё 10 лет назад Нина С­авичева, в ту пору уже 87-летняя, так и не оправившаяся от ударной волны Таниных 9 строчек, была жива, давала интервью нашей газете. А сейчас о том, что было, могут свидетельствовать выжившие л­енинградские дети. Например, ещё одна Таня, Рудыковская, – она по сей день живёт в том же доме (в его крыше так и торчит осколок снаряда), где писала свой дневник – многотомный, на сшитых на живую нитку л­истах.

Реестр съеденного. Страшный список продуктов – полученных по карточ­кам, выхлопотанных, выторгованных, выкроенных, выдуманных. В тесном, через запятую, соседстве с перечнем имён умерших родных. «27 февраля 1942. В 40 минут девятого УМЕР ПАПА. Когда мама пришла с дежурства, она сразу пошла к папе. Целовала и ласкала его, он сделал попытку улыбнуться, но не смог, а из глаз покатились слезы. Завтрак: горох (жидкий), пол ст. л. пшенной каши (ее мама оставляла папе), хлеб с маслом. Бабинька ни каши, ни супу не ела». Татьяна Рудыковская стала инженером кино и поэтом, живёт одна, по дому передвигается на ходунках, а когда выходит – то на коляске. Ей 87. Январь она проживает особо: в конце месяца у неё расписан каждый день. «В понедельник – в школу, во вторник – Дворец пионеров, среда – в муниципалитет, четверг – в библиотеку, пятница – дома». После пятницы – отдых. До мая. «Нас всего тысяч сто осталось, ленинградских детей, – говорит Татьяна Валерьевна. – Но в основном это те, кому было 2–3 года. И они ничего не могут сказать. А я могу. Мне было 10. И я помню всё. И у меня всё записано». «11 января 1942. Завтрак: 4 ст. л. жидкой каши из ржаной муки, а папе пол черной миски. Бабиньке, когда супы на завтрак, ей не дают, а сегодня была каша, и ей не дали. ПРИБАВИЛИ ХЛЕБА!!! (…) Обед: суп с пшенной крупой. (…) У меня пропал кусок хлеба и кусочек сахара. Ужин: ничего».

Дневник другой Тани. В блокадном Ленинграде случались чудеса

Из нехитрого перечисления вырастает картина происходящего: «бабиньке» недостаёт еды… И ведь если бы это была война только с голодом! Только с морозом! Только с фашизмом! Эта война шла вдоль и поперёк каждой кухни, велась за пазухой каждого возвращавшегося из булочной человека, маленького и большого, там, где тёплый хлеб соседствовал с замерзающим серд­цем… Юра Рябинкин подъедал пайку сестры Иры. Стыдился, каялся, записывал ужас этого воровства – жизни – в дневник. Мать эвакуировалась только с дочерью, Юру оставили в квартире… А Ира и в 2015 г. ещё верила, что Юрка где-то жив. «Я живу с этим чувством вины. И с грузом: я должна быть человеком! Потому что за мою жизнь слишком много заплачено». 

Истории Тани Савичевой, Тани Рудыковской, Юры Рябинкина и ещё 15 ленинградских детей, тексты их дневников есть в «Детской книге войны», сборнике, который «Аргументы и факты» выпустил к 70-летнему юбилею Победы. И ещё 17 дневников – тех, кто писал их в гетто и концлагерях, на фронте и в о­ккупации, в тылу и на территории Германии.

Читайте и слушайте дневники детей блокадного Ленинграда в спецпроекте «АиФ»

И теперь, когда Савичевы умерли все, как умерли почти все остальные очевидцы войны, теперь, когда голос Тани Рудыковской едва теплится в трубке, сквозь громкие речи, заполняющие воздух в конце января, и теперь перед глазами по-преж­нему стоит синяя адресная книжка, в которой всего 9 строк. З­авещание Тани С­авичевой. Ж­ивите!  

Источник

gruppypreparatov.ru

No related posts.