Рассказ о прощении – Обида и прощение в пяти коротких детских рассказах

Обида и прощение в пяти коротких детских рассказах

Виктор Драгунский

Дымка и Антон

 

Прошлым летом я был на даче у дяди Володи. У него очень красивый дом похожий на вокзал, но чуть-чуть поменьше.

Я там жил целую неделю, и ходил в лес, и разводил костры, и купался.

Но главное, я там подружился с собаками. Их там было очень много и все называли их по имени и фамилии. Например, Жучка Бреднева, или Тузик Мурашовский, или Барбос Исаенко.

Так удобней разбираться, кого какая укусила.

А у нас жила собака Дымка. У нее хвост загнутый и лохматый, и на ногах шерстяные галифе.

Когда я смотрел на Дымку, я удивлялся, что у нее такие красивые глаза. Желтые-желтые и очень понятливые. Я давал Дымке сахар, и она всегда виляла мне хвостом. А через два дома жила собака Антон. Он был Ванькин. Ванькина фамилия была Дыхов, вот и Антон назывался Антон Дыхов. У этого Антона было только три ноги, одну он где-то потерял. Но он все равно бегал на этих трех ногах, как будто их было восемь, очень быстро бегал и всюду поспевал. Он был бродяга, пропадал по три дня, любил стянуть, что подвернется, но умнющий был на редкость. И вот что однажды было.

Мама вынесла Дымке большую кость. Дымка взяла ее, положила перед собой, зажала лапами, зажмурилась и хотела уже начать грызть, как вдруг увидела Мурзика. Он никого не трогал, спокойно шел домой, но Дымка вскочила и пустилась за ним! Мурзик – бежать, а Дымка долго за ним гонялась, пока не загнала на сарай.

Но все дело в том, что Антон уже давно был у нас на дворе. И как только Дымка занялась Мурзиком, Антон довольно ловко цапнул ее кость и удрал! Куда он ее девал, не знаю, но только он через секунду приковылял обратно и сидит себе, посматривает:

«Я, ребята, ничего не знаю».

Тут пришла Дымка и увидела, что кости нет, а есть только Антон.

Она посмотрела на него, как будто спросила: «Ты взял?»

Но этот нахал только рассмеялся ей в ответ! А потом отвернулся со скучающим видом. Тогда Дымка обошла его и снова посмотрела ему прямо в глаза.

Но Антон даже ухом не повел. Дымка долго на него смотрела, но потом поняла, что у него совести нет, и отошла.

Антон хотел было с ней поиграть, но Дымка совсем перестала с ним разговаривать.

Я сказал:

– Антон! На-на-на!

Он подошел, а я сказал ему:

– Я все видел. Если сейчас же не принесешь кость, я всем расскажу.

Он ужасно покраснел. То есть, конечно, он, может быть, и не покраснел, но вид у него был такой, что ему очень стыдно, и он прямо покраснел.

Вот какой умный! Поскакал на своих троих куда-то, и вот уже вернулся, и в зубах несет кость. И тихо так, вежливо, положил перед Дымкой.

А Дымка есть не стала. Она посмотрела чуть-чуть искоса своими желтыми глазами и улыбнулась – простила, значит!

И они начали играть и возиться, и потом, когда устали, побежали к речке совсем рядышком.

Как будто взялись за руки.

Василий Сухомлинский

Мой жаворонок в окошко улетел…

У матери было семь сыновей – самому старшему девять лет и самому младшему три года.

Испекла мать каждому сыну по семи пшеничных жаворонков – и себе один.

Выставляет мать из печки жаворонков на стол, а дети сидят рядышком, глаз с них не спускают. Румяные жаворонки, пышные. Сидят на столе и в открытое окошко выглядывают, как будто улететь собираются.

– Идите, дети, на улицу, погуляйте минуточку, пусть жаворонки остынут, – сказала мать.

Ушли шесть сыновей на улицу, а самый маленький – Мизинчиком называла его мама – остался: жаворонки пахли так вкусно, что не мог Мизинчик гулять идти.

Сел Мизинчик у стола, и рука его сама потянулась к жаворонку. Взял горячего жаворонка, поднес ко рту. Открылся рот, заработали зубы – и нет жаворонка. Испугался Мизинчик, побежал на двор и стал гулять вместе с братьями.

Позвала мать детей, пришли семь братьев, сели за стол, поделила мать жаворонков. Досталось каждому по жаворонку, а матери ни одного не осталось.

– А где же твой жаворонок? – спрашивает самый старший брат, материн первый помощник.

– А мой жаворонок в окошко улетел, – ответила мать, вздохнула и, облокотившись на стол, задумалась.

Из глаз Мизинчика закапали слезы…

Тамара Ломбина

Душевная сестра

Любимая сказка Любы – «Гадкий утенок». Она перечитывает ее часто-часто и всегда плачет над всеми бедами утенка и особенно плачет в конце сказки, когда он превращается в прекрасного лебедя. Люба знает про себя, что она – гадкий утенок, но не верит, что когда-нибудь станет лебедем. Нет, такого счастья с ней не случится…

Люба редко выходит во двор, чаще она смотрит на детей из окна или с балкона. Правда, когда она была помладше и поглупее, то, не замечая как над ней смеются, все-таки лезла в гущу ребят, которых любила, она любила всех, весь белый свет, все живое, все зеленое, все что цветет, плавает и ходит.

Особенно она любила Люсю Петрову. Это была не девочка, а чудо. Ее звали Мальвиной, за ее кудрявые волосы и синие глаза. Синева глаз была такая, что казалось, и от волос идет голубое сияние. Люба готова была, как зачарованная, часами смотреть на живую, ловкую и подвижную красавицу. Но Люся не понимала Любиного восхищения. «Закрой рот, – неожиданно зло и больно толкала она Любу в бок, – ворона, ты больше не будешь играть с нами. Ни мяч поймать, ни увернуться не можешь, из-за тебя только и проигрываем!» Люба, кроме того, что была некрасивой, была еще и неповоротливой. Мама

говорила ей, что это от родовой травмы, со временем это пройдет. Но, подрастая, Люба поняла, что она всем мешает и лишь изредка выходила во двор.

В последнее время ей уже не хотелось, как раньше, быть поближе к ребятам, так как Люся однажды, когда Люба пропустила совсем низкий мяч, разозлилась и начала с ненавистью повторять: «Раз-з-з-зява, раз-з-з-зява». Все ребята присоединились к ней и стали наступать на Любу, которой очень трудно было пятиться и она в конце-концов упала и расшибла локти. Но никто не подошел и не помог ей подняться. Она с трудом встала и медленно поковыляла домой. Люба тихонько поплакала, когда смывала грязь и кровь, но маме ничего не сказала, мама всегда так переживала за нее, что ей потом бывало плохо с сердцем.

Но вот уже неделю Люба не видела Люсю. За ужином мама сказала, что Петровы попали в автокатастрофу и у девочки перелом позвоночника. Еще не известно, будет ли она ходить. О, как плакала тогда Люба. Ведь Люсе не надо было превращаться в лебедя, она с рождения была прекраснее всякого лебедя. Как несправедливо!

Во дворе и без Мальвины все так же шумно и весело играли ребята. А Люба постоянно думала о том, как лежит бедная Люся одна в своей комнате. И вот однажды она решилась и, взяв с собой свои любимые книги, позвонила в 27 квартиру. Дверь открыла Люсина бабушка и очень обрадовалась. «Проходи, деточка, проходи, – проговорила она, фартуком промокнула глаза, – а то никто к ней не зайдет». В первую минуту, когда Люся увидела Любу, она разочаровано протянула: «А-а-а, это ты», но потом на ее хорошеньком лице возникла виноватая улыбка и она подвинулась и показала на кровать, садись, мол, рядом со мной. Целый вечер Люба что-то рассказывала, у нее даже получалось весело и остроумно пересказать то, что она видела во дворе, Правда, когда Люся спросила, что же там поделывает Вовка Волков, Люба не сказала, что он теперь вьется вокруг Светки.

Каждый день Люба ходила в 27 квартиру. Иногда Люся хандрила и тогда Любины глаза светились заботой, тревогой и такой лаской, что жизнерадостной по природе Люсе становилось стыдно, и она придумывала какую-нибудь игру, чтобы Люба перестала беспокоиться.

Однажды в школе началась эпидемия гриппа, и Люба заболела.

Только через десять дней она пришла к Люсе. Люся встретила ее чужим и равнодушным взглядом. «Что, – спросила она тускло, – уроков много? Ты, действительно, не ходи каждый день, ведь сейчас дело к концу года».

– Нет, я просто болела, у меня был грипп, – ответила Люба и подошла к кровати, погладила Люсю по голове, наклонилась и поцеловала в побледневшую щеку.

Люся неожиданно порывисто обняла ее, заплакала и быстро-быстро заговорила: «Ты прости меня за то, что я была такой злой, ты самая хорошая, самая добрая, ты… ты… ты моя душевная сестра…»

Василий Сухомлинский

Раскаяние

Восьмилетний Костя и десятилетний Павел братья. В воскресенье мама дала им каравай хлеба и сказала:

– Пойдите, ребята, на пасеку к деду Ефиму. Отнесите ему хлеб и чистую рубашку.

Взяли мальчики хлеб и чистую рубашку, пошли в лес. Колхозную пасеку вывозили на лето в лес, там и жил дед Ефим с весны и до осени.

Дед очень обрадовался ребятам. Он рассказал им о своей работе, показал, как трудятся пчелы.

Потом дед сел возле толстого пенька и сказал мальчикам:

– Наливайте, ребята, в тарелку меда, садитесь и ешьте.

Мальчики быстренько налили полную тарелку меда. Разрезали каравай, который только что принесли, и начали есть.

Они сидели за столиком, молча макали большие ломти хлеба в мед и ели. А дедушка сидел возле пенька и молчал. На пасеке стало тихо, только слышно было, как жужжат пчелы.

Мальчики доели мед. От каравая осталась маленькая краюха. Дед Ефим спросил:

– Может быть, еще будете есть?

– Нет, спасибо, – сказали ребята и собрались идти.

Дед все еще сидел возле пенька, молчал и иногда усмехался – как будто собственным мыслям.

Мальчики посмотрели на кусок хлеба, что остался от каравая, и опустили головы. Тихо сказали дедушке: «До свидания» – и пошли домой.

На лесной опушке Павел и Костя сели на тропинке. Они долго молчали. Молча смотрели на лес, где от ранней весны до поздней осени живет дед Ефим.

Тяжело вздохнув, дети встали и пошли домой.

Тамара Ломбина

Родные братья

Они вошли в холодный автобус и молча сели на сиденье, плотно прижавшись друг к другу. Потом, как по команде, достали из карманов мороженое и стали его есть.

Старшему мальчику было около тринадцати лет. Он был так худ, что казался тяжелобольным. Непривычный для ребенка серый цвет лица невольно притягивал сочувственные взгляды усталых женщин, молча и тяжело сидевших в полупустом автобусе. Поздно, безлюдно, скоро двенадцать часов. Младший мальчик был очень миловидным. Его лицо еще не утратило детской округлости. Доев один брикет мороженого, они также молча достали второй.

Какая-то женщина не выдержала и сказала:

– Вот мать вас не видит! – а потом повернулась ко мне и, ища поддержки, затараторила: – Куда в такое время можно отпустить детей? Что за родители пошли?! – она подняла огромную сумку и вышла из автобуса.

– Она приходила? – неожиданно глухо спросил старший.

– Нет, наверное, занята на работе, – быстро ответил малыш и испуганно отвел глаза, увидев, как дернулась щека старшего. Такой горечью веяло от лица подростка, что мне, взрослому человеку, стало страшно за мальчишку.

– Я знаю ее работу, – закусил он бледную, посиневшую от мороженого губу, – опять нового хахаля завела.

– Она же не виновата, что такая красивая, они ей прохода не дают, – быстро проговорил младший и откусил огромный кусок мороженого, чтобы не заплакать.

– Невиноватых не лишают родительских прав, – жестко прервал его старший. – Да, я вот тебе хотел дать денег. Это, если я не смогу в следующую субботу приехать, то сходи в кино, купи мороженого и, вообще, купи что-нибудь в кафе. У меня городская олимпиада по математике.

– Илюшка! – испуганно отталкивая деньги, проговорил младший. – Ты где взял деньги? Ты же хотел стать большим человеком, чтобы ей доказать…

– Ты что, дурачок? – засмеялся старший.

И тут я увидела, что они действительно братья. Исчезла забота, боль, и старший стал очень похож на младшего.

– Да я ведь в парке бутылки в субботу и воскресенье собираю. Вначале старик, который собирает на этом участке, меня бил и бутылки разбивал, но я все равно приходил. Так он уж потом рукой махнул на меня, а позавчера домой пригласил и чаем напоил. Он, оказывается, в войну был командиром танка. – Илюшка помолчал, а потом неожиданно по-детски засмеялся. – Иван Степаныч называет парк Клондайком, у них там все участки поделены. Если забредет чужак – берегись.

Младший слушал брата, но в ответ не улыбнулся, и это, похоже, заставило старшего суетливо объясниться:

– Ты не думай, Вовка, я не скачусь, не пропаду. Знаешь, я в своем математическом интернате самый умный… Ты же помнишь, какого труда мне стоило перевестись в тот интернат. Теперь вот я на олимпиаду…

Младший быстро закивал головой и стал гладить брата по руке, потому что у того опять начался тик.

– Я верю, Илюшка, я знаю, что ты у нас… у меня, – тут же поправился он, – умница.

– Я решу теорему Ферма, вот увидишь, решу. Я и сейчас уже близок к решению.

– А тогда что будет? – спросил младший.

– Ты что?! Это же сразу – Нобелевская премия, я профессором стану. Куплю машину самую лучшую, «Мерседес». А она тогда станет уже старой и некрасивой, все хахали ее бросят, и она будет жить в интернате для престарелых.

Последние слова он проговорил, некрасиво оскалившись. Мне даже стало страшно от ненависти этого мальчишки.

– Хоть бы оспа была, чтобы ее изуродовало.

– Не надо, я не хочу, – прошептал Вовка, и двумя струйками из его глаз потекли слезы.

– Не реви, – все так же зло сказал Илья. – И вообще, я тебе говорил, чтобы ты не смел приходить к нашему… к ее дому, не смел приходить к ресторану. И не смей ее встречать! Если мы ей не нужны, то и она нам не нужна. Понял? – затряс он малыша за худенькие плечи, но оттого, что тот даже и не пробовал сопротивляться, отпустил тут же. – Я вот чуть-чуть подрасту и буду с нашими старшеклассниками ходить вагоны разгружать. Знаешь, как я тебя приодену?

Тут и я заметила, что они совсем не по-детски одеты. Уже невозможно увидеть на детях такой невыразительной одежды, как у них. На старшем было вытертое черное пальто, из которого он вырос и которого, вероятно, очень стеснялся. На младшем – мешковатая куртка.

– Мне ничего не надо, ты себе на куртку заработай, а я еще это твое пальто поношу, – ответил малыш и тут же тихо спросил: – Илюша, а ты откуда знаешь, что я ходил к дому… и к работе ма… ее?

– Я? – растерянно захлопал светлыми ресницами Илья.– Я… мне сказал один… пацан.

– А он что, за мной следит? – опять так же простодушно спросил Вовка.

– Да кому ты нужен, чтоб за тобой следить? – оправился от смущения старший.– Сказано тебе, не ходи к ней, не унижайся, мы и без нее на ноги встанем. Понял?

– Ага… Знаешь, меня укачивает в автобусе, да и холодно, может, давай кружок по кольцевой? Отогреемся чуток?

Автобус подошел к конечной остановке.

– Пойдем, – тут же согласился Илья. – Только не проси меня выйти на нашей… вернее, на ее остановке.

– Не буду. А если она будет ехать в это время, то мы к ней подойдем? – не веря в такое совпадение, но с такой страстной надеждой спросил малыш.

– Она рано и при нас-то не возвращалась, а уж теперь… Хватит о ней, я сказал, – резко оборвал себя старший.

Я спустилась за ними в метро, села в тот же вагон. Народу было немного, как и в автобусе. Я старалась не привлекать их внимания к себе и не поднимала на них глаз. Господи, какой виноватой я чувствовала себя перед этими мальчишками. Что я могу сделать для них? Дать денег? Они не возьмут, а то и обидятся еще. Старший вон какой гордый парень.

– Ты видел прошлый раз серебристый «Мерседес» на Кутузовском? – спросил старший после долгого молчания.

– Ну, – кивнул головой Вовка.

– Вот тебе и ну, – достал из кармана не слишком свежий платок Илья. – У тебя платков нет? Ты купи бумажных платочков на те деньги, что я тебе дал, и хорошенько умывайся, не ходи такой мурзатый, – и он, наслюнявив кончик платка, вытер светлые дорожки, оставшиеся от недавних Вовкиных слез.

– Ладно, если не стащат деньги из кармана, – ответил малыш.

– Конечно, сопрут. А ты спрячь. Сунь в ботинок… Меня ведь на городскую олимпиаду от всех седьмых классов посылают, понял! – опять отмякло лицо старшего мальчишки.

– Да, у тебя башка! Это точно, – погладил малыш старшего по щеке. И тот не оттолкнул руки, словно знал то, что знает каждая мать – как нужны ребенку ласка и прикосновения. Да и ему самому они были еще так нужны.

– Она что тебе приносила в прошлом месяце? – спросил Илья.

– Два больших апельсина и три грейпфрута, – ответил малыш.

– Вот и я ей раз в полгода принесу два апельсина и два грейпфрута. Буду приезжать в дом престарелых на «Мерседесе». Сам директор меня будет встречать, а она пусть намучается, как мы с тобой, начнет просить, чтобы мы ее взяли…

– Нет, не будет просить, ты же знаешь, она гордая. Она ведь и хахалей, – непривычно заплелся язык малыша на грязном слове, – гонит одного за другим, потому что гордая.

– А потом она заболеет, – не слыша брата, продолжал старший, – как я этой весной, и мы с тобой долго-долго к ней не будем приходить. А ее поселят в комнате с такой злой старухой, как твой Пуп, и она будет над ней издеваться…

– Я, Илюша, не хочу, – опять заплакал малыш.

Но Илья его не слышал, у него у самого на правом глазу повисла огромная слеза.

– А потом у нее будет… рак!

Я с таким же ужасом, как и младший брат, смотрела на белое от ненависти и боли лицо подростка.

– А ты тогда уже станешь врачом. Да?

– Да, Илюша, когда ты болел, я решил, что стану врачом…

– Ну вот, ты тогда ее вылечишь… И она, может, тогда поймет, что мы ей нужны…

С лица Ильи постепенно сходило судорожное напряжение, он как будто всматривался в тот будущий день.

– А потом я приеду за ней на «Мерседесе», заберу домой и привезу ей всю новую одежду. А ты научишься лечить людей от старости, и она опять станет молодая и красивая, но добрая и умная. И тогда она полюбит наших детей…

Мы все втроем дружно ревели. Я, размазывая тушь по щекам, не могла ее простить, не могла!!! А они простили.

Вот ведь какое чудо: уже простили…

Рассказы собрала Тамара Ломбина

Член Союза писателей России, кандидат психологических наук.

Автор 11 книг. Лауреат Всероссийского конкурса на лучшую книгу для детей «Наш огромный мир»

rebenok.mirtesen.ru

5 вдохновляющих историй великих прощений: прочтите

«Если есть что-то непростительное на свете, так это неумение прощать»

Эмиль Ажар «Страхи царя Соломона»



Иранский убийца помилован по просьбе матери убитого

Самерех Алинежад (см. фото) сообщила, что не задумывалась о возможности помиловать убийцу ее сына до тех пор, пока на его шею не была наброшена петля.
В апреле 2014 года мужчина, представленный журналистам как Балал, был приговорен к смертной казни через повешение за убийство 18-летнего Абдоллы Хоссейнзадеха, который скончался после нанесенных ему ножевых ранений в уличной драке осенью 2007 года.

Мать Абдоллы Хоссейнзадеха

Родителям парня предстояло исполнить приговор и столкнуть стул, на котором стоял Балал с петлей на шее. Однако за несколько дней до казни мать убитого стали посещать мысли иного толка, сопровождаемые ночными видениями с участием погибшего сына.

«За десять дней до этого страшного момента я увидела сон, в котором мой сын просил меня не мстить его убийце…но я никак не могла убедить себя простить Балала. За два дня до исполнения приговора во сне я снова увидела Абдоллу, но на этот раз сын отказался разговаривать со мной».

В день казни Алинежад подошла к приговоренному, но вместо того, чтобы столкнуть стул, она ударила Балала по лицу. «После этого я почувствовала, как гнев уходит из моего сердца. Как будто бы оно начало биться снова после долгой остановки. Я не могла сдержать слез и попросила мужа подойти и снять петлю с шеи несчастного».
 
Хотя Алинежад удалось спасти жизнь Балалу, смертную казнь суд заменил на тюремное заключение.

Выжившая узница концлагеря усыновила внука фашистского коменданта

80-летняя Ева Мозес Кор простила всех, кто когда-то принес ей страдания и боль, включая фашистов. Женщина даже приняла в свою семью Райнера Хесса – внука Рудольфа Хесса, оберштурмбаннфюрера СС, коменданта концентрационного лагеря Освенцим, в который ее вместе с семьей депортировали в 1944 году. Теперь для Евы Райнер как родной внук.

Ева вспоминает, как ее вместе с сестрой-близнецом Мириам затолкали в машину и вскоре перевезли в концентрационный лагерь Освенцим – там Ева потеряла родителей и двух старших сестер Эдит и Алис. Сестер предоставили в качестве подопытных кроликов для проведения экспериментов со смертельно опасными вирусами доктору Йозефу Менгеле, известному впоследствии как «Ангел Смерти», но им чудом удалось выжить. Сестры были одними из тех пар близнецов, которым удалось выжить и дождаться освобождения солдатами советской армии в январе 1945 года (всего 200 пар из 1500 покинули лагерь).

Десятилетия спустя Ева получила от 49-летнего Райнера письмо. Мужчина был вне себя, когда узнал о злодеяниях деда и не вынес молчаливого равнодушия родственников – он во всеуслышание заявил о том, что не побоялся бы даже осквернить могилу Хесса, обнаружив ее (Рудольф Хесс был повешен за многочисленные преступления в 1947 году).

Ева Мозес Кор

Позже Райнер попросил Еву, замужнюю женщину и мать двоих детей, проживающую в штате Индиана (США), принять его в качестве внука в свою семью. Встретившись с ним, Ева сразу же согласилась. «Я горжусь тем, что я его бабушка. Я им восхищаюсь и очень его люблю. Ему так не хватало тепла и любви в семье.»

Ева искренне надеется, что Райнер, разорвавший все возможные связи со своими родственниками, простит их и пустит в свою жизнь.

Ошибочно обвиненный мужчина простил своего обвинителя

Достаточно редки случаи, когда несправедливо обвиненный человек получает возможность встретиться лицом к лицу со своим обвинителем – именно это и произошло с 57-летним Рики Джексоном.

В 1975 году Джексон и двое его друзей были арестованы за убийство инкассатора в бакалейной лавке в г. Кливленд, штат Огайо. Джексон и Кваме Аджаму были приговорены к 39 годам тюремного заключения до досрочного освобождения в 2014 году. Обвинение строилось на показаниях 12-летнего Эдди Вернона, который стал свидетелем преступления. Однако, как выяснилось позже, мальчик дал неправильные показания.

«С самого начала они знали, что я ничего не видел. Все знали, что это неправда. И на протяжении стольких лет я жил с этим позором, с этой ужасной виной, желая избавиться от тяжкого бремени и очистить свою совесть.»

Вернон взрослел, и чувство вины давило на него все больше и больше. В конце концов, он рассказал священнику во время исповедания, что солгал полиции, прокурору и присяжным. То, что вначале выглядело как попытка угодить обществу и властям, вылилось в трагедию, сломавшую судьбы двоих человек. Эдди также заявил, что представители власти оказывали на него давление и заставили дать «подготовленные» показания, включая точное количество нападавших, тип оружия и модель автомобиля, на котором злоумышленники скрылись с места преступления.

Священник убедил Вернона обратиться в полицию и рассказать правду. После пересмотра дела Джексон и Аджаму были освобождены (третьего заключенного, Уайли Бриджмена, освободили в 2003 году).

В 2014 году состоялась встреча Рики Джексона и Эдди Вернона. Вернон был ошеломлен, когда из уст Джексона он не услышал ни единого злого слова или упрека – только прощение и понимание. Джексон обнял Эдди со словами: «Все в порядке, парень. Ведь мы оба жертвы. Все хорошо. Я тебя прощаю. Я здесь для того, чтобы сказать тебе это».

Джексон признал, что ему было нелегко: «Много лет я всем сердцем ненавидел его за это. Но я знал, что прощение необходимо – ведь только так я мог навсегда забыть о своей прежней жизни и начать все с чистого листа».

Ошибочно обвиненный Джексон



Понтифик, простивший своего несостоявшегося убийцу

В 1984 году Папа Иоанн Павел II простил своего несостоявшегося убийцу, находясь в карете скорой помощи на пути в госпиталь после огнестрельного ранения, полученного на площади Святого Петра.

Это событие подробно описано в книге «Почему он святой», написанной монсеньором Славомиром Одером, постулатором канонизации Папы Иоанна Павла ІІ в 2010 году.

Папа Иоанн Павел ІІ в своем обращении к паломникам 17 мая 1981 года – через четыре дня после покушения – упомянул о прощении Мехмета Али Агджи, которого посетил в тюрьме в 1983 году.

Во время отбывания наказания в виде тюремного заключения (19 лет) Агджа принял христианство. Впоследствии его депортировали в Турцию, где он продолжил отбывать тюремный срок за убийство журналиста-либерала Абди Ипекчи в 1979 году.

В декабре 2014 года Агджа посетил могилу Папы Иоанна Павла ІІ – человека, который стал для него «братом по духу».

Папа Иоанн Павел ІІ


Убитый горем отец простил виновника смерти своего сына

Когда 19-летний Коннор Ханифин был осужден за гибель своего лучшего друга 19-летнего Фрэнсиса Дадди в результате дорожно-транспортного происшествия, отец жертвы проявил доброту и сочувствие по отношению к молодому человеку, ставшему виновником аварии.

Фрэнсис Дадди погиб 8 февраля 2014 года – автомобиль марки Honda Civic 2006 года выпуска, за рулем которого сидел Ханфин, врезался в дерево. Водитель находился в состоянии алкогольного опьянения. Дадди сидел на пассажирском месте.

Парня приговорили к 3,5 годам тюремного заключения. Во время оглашения приговора Дэн Дадди-старший успел поговорить с Ханфином: «Коннор, ты, безусловно, несешь ответственность за восстановление справедливости, как и мы, но никто из нас не способен на это без прощения. Это было бы невозможно. От имени всех, кого я знал, знаю и буду знать – мы прощаем тебя, Коннор.»

«Фрэнсис хотел бы, чтобы ты жил, — сказал отец жертвы. — И мы больше всего на свете этого хотим».

Чему учат нас эти истории? Тому что истинное прощение возможно когда два сердца, кровоточащих и страдающих, открываются навстречу друг другу. Когда их боль становится общей, она дает им возможность исцелиться. Вместе.

miridei.com

Топ-25 Невероятных и вдохновляющих историй о прощении

Когда трагедия происходит по вине другого человека, трудно не обидеться на виновника или даже на само человечество. Тем не менее, глубокая мудрость говорит нам, что прощение является правильным ответом на такие ужасные ситуации. Однако, это не облегчает прощение и именно по этой причине эти двадцать пять невероятных случаев прощения настолько поразительны (особенно в свете чудовищных ужасов, с которыми пришлось столкнуться некоторым из этих людей).

25. Нобуо Фудзита и город Брукингс

Японский солдат по имени Нобуо Фудзита (Nobuo Fujita) детонировал бомбы на прибрежной линии Орегона во время Второй мировой войны. Позже он почувствовал необходимость заново посетить Брукингс (Brookings), небольшой городок, живущий за счёт лесозаготовок, окружающие леса которого он разбомбил, и попросить у жителей прощения. Смиренно раскаявшись и моля о прощении, Фудзита подарил городу 400-летний самурайский меч, который передавался в его семье из поколения в поколение. Город простил Фудзиту, повесил меч в местной библиотеке и даже назвал Фудзиту «послом доброй воли».

24. Стивен Оуэнс

Став свидетелем смерти своего отца от рук своей матери и наемного убийцы, Стивен Оуэнс (Stephen Owens) настолько возненавидел свою мать, что в течение 13 лет отказывался навестить её в тюрьме. Все изменилось 23 августа 2009 года, когда Оуэнс решился навестить её в тюрьме. После трёхчасовой эмоциональной беседы Оуэнс наконец сказал матери, что он её прощает.

23. Брэндон Биггс

37-летний Грегори Гленн Биггс (Gregory Glenn Biggs) погиб странным и жестоким образом по вине пьяного водителя по имени Чанте Яван Маллард (Chante Jawan Mallard). В ходе трагедии Биггс застрял в лобовом стекле автомобиля Маллард, которая продолжила ехать к себе домой, припарковала автомобиль в гараже, и оставила человека в гараже медленно умирать. Медицинские эксперты установили, что если бы Биггсу бы была оказана медицинская помощь, он бы выжил. Какой бы возмутительной не была бы эта реальная история, ещё невероятнее то, что кто-то смог простить её за такие действия. Но именно это и сделал Брэндон Биггс (Brandon Biggs), сын Грегори Биггса.

22. Семья Эми Биль

Эми Элизабет Биль (Amy Elizabeth Biehl) была белой американской выпускницей Стэнфордского университета и активисткой, боровшейся против апартеида в Южной Африке, которая была убита чернокожими жителями Кейптауна (Cape Town) в то время как толпа чернокожих выкрикивала оскорбления относительно белых людей. В ходе одного из многих случаев привычного беззакония на дороге NY1, Эми вытащили из её машины, нанесли ножевые ранения и забили камнями до смерти. Тем не менее, родители Эми, Линда и Питер, после периода скорби из-за смерти своей дочери, и понимая политическую ситуацию, которая, как они утверждали, отняла у них дочь, простили убийц и приступили к созданию некоммерческой организации — Фонд Эми Биль, чтобы помочь Южной Африки молодежи.

21. Иммакуле Илибагиза

Во время геноцида в Руанде в середине девяностых годов вся семья женщины по имени Иммакуле Илибагиза (Immaculee Ilibagiza) погибла в резне. Она спаслась только потому, что она и семь других женщин спрятались в небольшой ванной во время происшествия. Иммакуле решила простить людей за смерть своей семьи, потому что она чувствовала, что горечь и ненависть только разрушат её. Она написала бестселлер под названием «Оставшаяся, Чтобы Рассказать» (Left to Tell) и основала благотворительный фонд «Оставшиеся, Чтобы Рассказать», чтобы помочь детям, которые остались сиротами в результате геноцида.

20. Энтони Колон



Потеря человека, которого ты любишь, является сокрушающим ударом, особенно когда этот человек был жестоко убит. Энтони Колон (Anthony Colón) знает это не понаслышке. 13 июня 1992 года брат Антония по имени Вильфредо Колон (Wilfredo Colón) был расстрелян тремя мужчинами. Это происшествие оставило Энтони разгневанным и злым. «Я ненавидел всех. Я ненавидел всё. Это событие заставило меня превратиться из человека в монстра», — сказал Колон в интервью CNN. Тем не менее, по прошествии многих лет, Энтони женился, принял религию, и простил убийц. Одного в частности — Майкла Роу (Michael Rowe), который в конечном итоге стал хорошим другом Энтони.

19. Папа Иоанн Павел II (Pope John Paul II)

В 1981 году Папа Римский был тяжело ранен после того, как мужчина попытался отнять у него жизнь. Во время покушения в него стреляли четыре раза, и ему пришлось пройти срочную операцию. После выздоровления папа посетил в тюрьме человека, который стрелял в него. Он взял его за руки и сказал ему, что он был ему братом, и что он уже простил его.

18. Мадж Родда

Церковная органистка Мадж Родда (Madge Rodda) наслаждалась своим обычным завтраком в утро воскресения и чтением Библии в местном ресторане Денни (Denny’s). Однако, когда она пошла в уборную, Родда был жестоко избита и изнасилована Джеймсом Бриддл (James Briddle). К счастью, Родда выжила и то, что последовало за её выздоровлением, является чудом. Мало того, что Родда простила атаковавшего её человека, она ещё и подружилась с ним. Она постоянно навещала его в тюрьме, отправляла письма, и даже подарки. «Обычно я очень обидчивая», — сказала Родда. «Я помню вещи, которые случились много лет назад, которые все остальные, вероятно, забыли … Это было неестественным, это было сверхъестественным случаем».

17. Рене Напье и Эрик Смоллридж

Эрик Смоллридж (Eric Smallridge) чувствовал себя «высоченным и пуленепробиваемым» когда он садился в свой автомобиль в состоянии алкогольного опьянения. Тем не менее, в эту ночь его удача закончилась, и во время вождения он лишил жизни Миган Напье (Meagan Napier) и Лизу Диксон (Lisa Dickson). Удивительно то, что Рене Напье (Renee Napier) преодолел эту трагедию, простив раскаявшегося Эрика Смоллридж, который сейчас путешествует вместе с Рене по разным школам, рассказывая о случившемся и убеждая студентов не водить автомобили в состоянии алкогольного опьянения. «Сделайте всё от вас зависящее в жизни, чтобы не стать этим парнем», — говорит Смоллридж в одной из своих бесед, указывая на себя. «Не сводите свою жизнь к наручникам и цепям». На данный момент Рене и Эрик создали Фонд Миган Напье (Meagan Napier Foundation) для повышения осведомленности о вреде вождения в состоянии алкогольного опьянения.

16. Ким Фук

Ким Фук (Kim Phuc) почти лишилась своей жизни после того, как военные самолёты США сбросили бомбы во Вьетнаме. В ходе бомбардировки были убиты некоторые члены её семьи, а ей самой пришлось перенести 17 серьёзных операций. Два десятилетия спустя во время празднеств в честь Дня ветеранов в Вашингтоне, она встретила пилота, который координировал нападение. Она подошла к нему и сказала, что прощает его.

15. Джо Берри

Член британского парламента, отец Джо Берри (Jo Berry) был убит бомбой Ирландской республиканской армии в 1994 году. После его смерти, Джо почувствовала, что если она будет винить кого-то в его смерти и станет озлобленной, это не принесёт ей ничего хорошего, поэтому она попросила о встрече с Патриком Маги (Patrick Magee), виновным в преступлении. После напряжённой трёхчасовой беседы, Джо и Патрик договорились продолжить встречи и, в конце концов, стали друзьями. Джо поняла, что если бы она жила жизнью Патрика, она могла бы сделать то, что сделал он. Патрик осознал, насколько много невинных людей лишились жизни в результате его нападения. Они оба в корне изменились.

14. Уинифред Потенза

Старший сын Уинифрид Потензы (Winifred Potenza) и его невеста были убиты в 1989 году, когда автомобиль, за рулем которого был пьяный водитель, врезался в их машину. Смерть оставила Уинифред в полном отчаянии и в большом смятении, и она сильно горевала о потере сыне. Она запросила обвинение в убийстве для пьяного водителя, поступок которого стал первым фатальным случаем вождения в нетрезвом виде, рассматриваемым как убийство в округе Сонома (Sonoma County). Тем не менее, после судебного заседания, в котором Потенза увидела парня и его семью, она была тронута и простила водителя, выступив в конечном итоге в его защиту и став его другом. Она боролась, чтобы снизить тяжесть обвинения с убийства до убийства по неосторожности и через семь лет, водитель был условно-досрочно освобождён.

13. Сью Нортон (Sue Norton)

В январе 1990 года Сью получила ужасный звонок от своего брата, который сообщил ей, что её отец и мать были убиты в их доме в Оклахоме. В ходе судебного разбирательства, она была не уверена в том, что она должна чувствовать, поэтому она молилась, чтобы Бог послал ей умиротворение. Она почувствовала желание выразить свое прощение человеку, который убил её родителей, и сказала ему, что её бабушка научила её любить людей, несмотря ни на что. Она, в конечном счёте, подружилась с Робертом Найтоном (Robert Knighton), и это прощение привело к тому, что Найтон стал христианином.

12. Чарльз К. Робертс (Charles C Roberts)



2 октября 2006 года Чарльз К. Робертс взял 15 девушек в плен в школе амишей. Вооружившись тремя пистолетами и извращённым понятием об отмщении Богу за то, что его новорожденная дочь умерла за девять лет до этого, Чарльз открыл огонь, убив пять девушек (две из которых скончались из-за полученных ранений) и самого себя. Несмотря на эту трагедию, община амишей (включая членов семей погибших) продемонстрировала невероятное прощение, посетив похороны Роберта и утешив его вдову. Кроме того, община амишей предложила финансовую поддержку вдове Роберта.

11. Ронни Смит

Ронни Смит (Ronnie Smith), муж Энни Смит (Annie Smith) был застрелен 3 декабря 2013 года во время утренней пробежки в городе Бенгази (Benghazi), Ливия. Будучи учителем химии, Ронни переехал в Ливию с женой и сыном в надежде на лучшую жизнь. После его смерти Энни написала открытое письмо ливийцам и нападавшим, сказав им, что она поняла, почему они это сделали, что она любила их и уже простила, несмотря на то, что произошло.

10. Нетти Гибсон

10 августа 2011 года Нетти Гибсон (Nettie Gibson) ехала на работу, когда 63-летний пьяный водитель изменил её жизнь. Въехав на встречную полосу, пьяный водитель врезался в машину Нетти лоб в лоб, оставив её со сломанной правой рукой, повреждёнными селезёнкой, аппендиксом, и двумя третями её толстой кишки и верхнего отдела кишечника, которые пришлось удалить, и переломом правой пятки. Ещё хуже было то, что у водителя была минимальная авто страховка, из-за чего Нетти пришлось оплачивать самостоятельно большую часть своих медицинских расходов. Это вогнало Нетти в состояние депрессии, которое длилось на протяжении нескольких месяцев. Тем не менее, в августе 2012 года, в то время как Нетти сидела в зале суда лицом к лицу с виновником (который был приговорен лишь к 8 — 16 месяцам в тюрьме, но отсидел только 3 месяца в связи с болезнью сердца), Нетти подошла к общественному защитнику и сказала: «Пожалуйста, скажите [вашему клиенту], что я его прощаю».

9. Паскаль Кавана

Паскаль Кавана (Pascale Kavanagh) выросла в насильственной атмосфере благодаря своей матери. «Она била меня и моего младшего брата, кидалась в нас тарелками, и оскорбляла нас. Мой отец пытался вступиться за нас, но она не жалела и его», — рассказала она в интервью. Это насилие продолжалось даже после того, как Паскаль выросла и начала жить своей собственной жизнью. Затем, в 2010 году, в возрасте 73 лет, мать Паскаль перенесла несколько инсультов, после чего её мозгу был нанесён непоправимый ущерб. «Сначала я был зла. Я чувствовала, что она специально оставила беспорядок, с которым я должна была разбираться», — сказала Паскаль. Однако с течением месяцев гнев Паскаль сменился на прощение. «Гнев просто … ушёл», говорит она. «Впервые я перестала осуждать её. И это принесло мне умиротворение».

8. Рон Токнелл

«В этой ужасной истории нет злодеев. Есть только жертвы». Это слова скорбящего дедушки, Рона Токнелла (Ron Tocknell), который потерял трёх своих красивых внуков по вине своего зятя, Кери. Кери, который казался идеальным отцом, исполненным любви и преданности к своим детям, потряс всех, кто его знал, когда он зверски убил своих детей, а затем покончил жизнь самоубийством. Тем не менее, Рон, несмотря на свою скорбь, прощает Кери. «Вы знаете его только как человека, который сделал это, я знаю его как человека, который влюбился в мою дочь», — говорит он. «Я знаю его как человека, который, вместе с моей дочерью вырастил красивых внуков в любви, радости и смехе».

7. Роберт Рул

Гэри Леон Риджуэй (Gary Leon Ridgway), более широко известный как «Убийца с Грин-Ривер» (Green River Killer), признался в 2003 году в том, что он убил 38 женщин. Семьи всех его жертв собрались вместе, чтобы выразить свою скорбь и гнев по отношению к нему, но когда дошла очередь до Роберта Рула (Robert Rule), он сказал Риджуэю: «Мистер Риджуэй, здесь есть люди, которые вас ненавидят. Я не один из них. Вы осложнили то, что я считаю своим долгом сделать в этом случае и то, что говорит по этому поводу Бог, а именно простить. Вы прощены, сэр».

6. Патрисия Мачин

В 2011 году муж Патрисии Мачин (Patricia Machin) был убит после того, как его сбил водитель по имени Брайан Уильямсон (Brian Williamson). Несмотря на смерть своего мужа, Патрисия никогда не чувствовала ненависти к водителю, потому что она считает, что это был несчастный случай, и что водитель не был в нём виновен. Она даже написала письмо Уильямсону, выразив своё прощение и утешив его.

5. Мэри Джонсон и Оши Израиль (Mary Johnson and Oshea Israel)

Февраль 1993 является датой, которую Мэри Джонсон, вероятно, никогда не забудет. Спор между её 20-летним сыном, Ларамьюном Бирд (Laramiun Byrd) и 16-летним Оши Израилем накалился до предела и закончился тем, что Оши выстрелил в Ларамьюна. «Моего сына не стало. Я была зла и ненавидела этого мальчика, ненавидела его мать», — сказала Джонсон, вспоминая чувства, которые она испытывала сразу после убийства и, честно говоря, кто мог её осуждать. Однако в то время как Оши отбывал 17 лет тюремного заключения, Джонсон боролась со своей верой, и со временем почувствовала желание встретиться с Израилем лицом к лицу, чтобы увидеть, сможет ли она по-настоящему простить его. Удивительно то, что она это сделала, и теперь Израиль и Джонсон не только стали хорошими друзьями: вместе они рассказывают о своей истории прощения в церквях, тюрьмах и всем тем, кто желает их выслушать. «Непрощение похоже на рак», — говорит она: «оно съедает вас изнутри».

4. Стивен Макдональд

Во время патрулирования в Центральном парке, молодой офицер полиции Стивен Макдональд (Steven McDonald) и его руководитель допросили трёх подростков, которых они подозревали в краже велосипедов. Один из подростков, 15-летний Шавод Джонс (Shavod Jones), вытащил пистолет и выстрелил в Макдональда три раза. Инцидент оставил его парализованным и нуждающимся в респираторе для дыхания. Недавно женившийся и ожидавший ребёнка офицер решил простить виновника, и не держать обиду. Макдональд продолжил переписку с Джонсом, когда тот был в тюрьме, и, в конце концов, подружился с Джонсом. Они решили делиться своей историей о прощении и ненасилии с теми, кто захочет их слушать. К сожалению, всего через три дня после того, как Джонс был освобождён из тюрьмы, он погиб в аварии на мотоцикле.

3. Марион Салмон Хеджес

Марион Салмон Хеджес (Marion Salmon Hedges) перенесла тяжёлую травму мозга из-за отвратительного прикола двух подростков, которые сбросили корзину для покупок ей на голову с 4-ого этажа Нью-Йоркской парковки. Из-за инцидента Хеджес впала в кому, и ослепла на левый глаз. Несмотря на тяжелые травмы, Марион не питает никаких негативных чувств по отношению к двум мальчикам. В одном из интервью она сказала: «Я желаю им всего наилучшего, потому что мне их очень жаль».

2. Пирс О’Фэррилл (Pierce O’ Farrill)

Пирс был одним из людей, пострадавших в стрельбе в Колорадо 20 июля 2013 года. В результате этой стрельбы погибли 12 человек. Ему и 58 другим посчастливилось пережить трагедию, хотя Пирс и перенёс три огнестрельных ранения. Когда он давал интервью о своих чувствах к стрелявшему человеку, он сказал, что уже простил его всем сердцем. Вместо ненависти, в его сердце была печаль, которую он испытывал к стрелявшему.

1. Корри Тен Бум

Корри Тен Бум (Corrie Ten Boom), наверное одна из самых смелых и замечательных женщин в истории, рисковала своей жизнью, чтобы спасти жизни других людей во время Холокоста, укрывая евреев. Однако из-за доносчика, Тен Бум и её семью арестовали. Арест привёл к смерти её отца и сестры (которая умерла в концентрационном лагере Равенсбрюк (Ravensbrueck) в декабре 1944 года). В конечном итоге, Корри смогла сбежать из концлагеря благодаря ошибке в делопроизводстве лагеря. Говоря в церкви о Божьем прощении, она столкнулась лицом к лицу с одним из бывших тюремных охранников Равенсбрюк, который (не узнав её) попросил Корри прощения за те зверства, которые он совершил. После молитвы, Корри нашла в себе силы, простить его.

bugaga.ru

10 лучших текстов о прощении

Как нам научиться говорить о прощении с детьми и прощать друг друга, если человек учится прощать всю жизнь? Что делать, если дети не просто просят, а требуют прощения?

В чем изначальный смысл обряда прощения? Разговор со священником Алексеем Плужниковым о том, должно ли прощение быть формальным.

Вам нравится жить с неспокойной совестью? Да никому не нравится. Тем более сложно в таком неустойчивом состоянии заниматься устроительством собственной души.

Психолог Лидия Сиделева о том, как говорить о своей вине.

Протоиерей Игорь Прекуп о том, надо ли нам извиняться перед теми, кого мы обидели в Сети?

Грубость, издевательские высказывания, унижение собеседника в социальных сетях зачастую позволяют себе такие люди, которые в непосредственном общении не опустились бы до этого ни в коем случае.

Как связаны в православии прощение и наступающая Четыредесятница? Что делать, если не можешь простить? Как с пользой для души провести Великий пост? Отвечает проректор Саранского духовного училища игумен Спиридон (Баландин).

«Прощение». Рассказ Юлии Кулаковой.

– А отец девочки меня простит? – спрашивала она молодого священника слабым голосом. Откуда ему это знать – сейчас ее это не заботило, и казалось, что он ответит на все вопросы.

– Простит, – отвечал батюшка. – Вот ведь как получается… Чтобы вы прорвались к Богу, чтобы покаялись, – ради этого понадобились жизни трех людей…

– А они сейчас у Него? – кивнула она на Распятие.

Будучи христианами, мы стремимся прощать обиды. Но стремиться и сделать – далеко не одно и то же. Почему же так сложно исполнить собственное намерение?

Ничто так не сильно пред Господом, как прощение обид, потому что оно есть подражание одному из самых ближайших к нам действий милосердия Божия, и ничем так легко не искушаемся мы, как гневливостью и желанием отмщения задорным словом, а нередко и делом.

Феофан Затворник – о прощении.

www.pravmir.ru

Поучительный рассказ детям о прощении

Поучительный рассказ детям о прощении

Лиза повторяла про себя слова Священного Писания: «Если брат твой согрешит перед тобою семь раз в один день, и семь раз в один день приступит к тебе и скажет: я раскаиваюсь, — ты должен простить ему».

Она сошла в столовую, где нашла своего братишку Федю. Мальчик тихонько от неё вставил щепочку в хрупкий механизм музыкальной шкатулки и смело засунул туда пальцы, но хрупкие пружины лопнули, и всё смолкло.

— Милая Лиза, — сказал он с глубоким огорчением. Простишь ли ты меня когда-нибудь?

— Нет, — закричала Лиза, топая ногой… — Я не могу, да впрочем и не нужно больше прощать: это в восьмой раз.

Она бегом промчалась через сени и наткнулась на дядю. Девочка рассказывала ему свои горести. Дядя улыбнулся:

— Так ты, значит, не знаешь, что Господь сказал апостолу Петру, что надо прощать брату семь раз и ещё семьдесят раз по семь? Это значит: всегда прощать.

— Но ты, наверное, не знаешь, дядя, как это трудно, всё прощать и прощать? — сказала Лиза со слезами.

— Ну, хорошо, — сказал дядя, Только советую тебе не читать больше «Отче наш».

— Это отчего? — спросила Лиза с удивлением.

— Да ты только подумай, каково тебе будет сказать Богу:,«и остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим», — то есть «прости меня, Господи, как я прощаю Федю».

Лиза покраснела как рак. С минуту она задумалась, потом устремилась к раскаявшемуся брату и обняла его.

С тех пор шалун Федя сделался гораздо нежнее и внимательней к своей сестрице, а если вы спросите его: «Сколько раз Лиза прощала тебя?» — он ответит: «Я и без счета уверен, что она прощала меня все семьдесят раз по семь и ещё прощать будет!».

 << Видео — рубрика                                                Чтение для детей >>

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Похожий материал:


 

« Предыдущая запись Следующая запись »

semyaivera.ru

Сказка о прощении. Просто потрясающая притча! Как вовремя она мне попалась!

— Я не прощу, — сказала Она. – Я буду помнить.

— Прости, — попросил ее Ангел. – Прости, тебе же легче будет.

— Ни за что, — упрямо сжала губы Она. — Этого нельзя прощать. Никогда.

— Ты будешь мстить? – обеспокоенно спросил он.

— Нет, мстить я не буду. Я буду выше этого.

— Ты жаждешь сурового наказания?

— Я не знаю, какое наказание было бы достаточным.

— Всем приходится платить за свои решения. Рано или поздно, но всем… — тихо сказал Ангел. — Это неизбежно.

— Да, я знаю.

— Тогда прости! Сними с себя груз. Ты ведь теперь далеко от своих обидчиков.

— Нет. Не могу. И не хочу. Нет им прощения.

— Хорошо, дело твое, — вздохнул Ангел. – Где ты намерена хранить свою обиду?

— Здесь и здесь, — прикоснулась к голове и сердцу Она.

— Пожалуйста, будь осторожна, — попросил Ангел. – Яд обид очень опасен. Он может оседать камнем и тянуть ко дну, а может породить пламя ярости, которая сжигает все живое.

— Это Камень Памяти и Благородная Ярость, — прервала его Она. – Они на моей стороне.

И обида поселилась там, где она и сказала – в голове и в сердце.

Она была молода и здорова, она строила свою жизнь, в ее жилах текла горячая кровь, а легкие жадно вдыхали воздух свободы. Она вышла замуж, родила детей, завела друзей. Иногда, конечно, она на них обижалась, но в основном прощала. Иногда сердилась и ссорилась, тогда прощали ее. В жизни было всякое, и о своей обиде она старалась не вспоминать.

Прошло много лет, прежде чем она снова услышала это ненавистное слово – «простить».

— Меня предал муж. С детьми постоянно трения. Деньги меня не любят. Что делать? – спросила она пожилого психолога.

Он внимательно выслушал, много уточнял, почему-то все время просил ее рассказывать про детство. Она сердилась и переводила разговор в настоящее время, но он снова возвращал ее в детские годы. Ей казалось, что он бродит по закоулкам ее памяти, стараясь рассмотреть, вытащить на свет ту давнюю обиду. Она этого не хотела, а потому сопротивлялась. Но он все равно узрел, дотошный этот дядька.

— Чиститься вам нужно, — подвел итог он. – Ваши обиды разрослись. На них налипли более поздние обиды, как полипы на коралловый риф. Этот риф стал препятствием на пути потоков жизненной энергии. От этого у вас и в личной жизни проблемы, и с финансами не ладится. У этого рифа острые края, они ранят вашу нежную душу. Внутри рифа поселились и запутались разные эмоции, они отравляют вашу кровь своими отходами жизнедеятельности, и этим привлекают все новых и новых поселенцев.

— Да, я тоже что-то такое чувствую, — кивнула женщина. – Время от времени нервная становлюсь, порой депрессия давит, а иногда всех просто убить хочется. Ладно, надо чиститься. А как?

— Простите ту первую, самую главную обиду, — посоветовал психолог. – Не будет фундамента – и риф рассыплется.

— Ни за что! – вскинулась женщина. – Это справедливая обида, ведь так оно все и было! Я имею право обижаться!

— Вы хотите быть правой или счастливой? – спросил психолог. Но женщина не стала отвечать, она просто встала и ушла, унося с собой свой коралловый риф.

Прошло еще сколько-то лет. Женщина снова сидела на приеме, теперь уже у врача. Врач рассматривал снимки, листал анализы, хмурился и жевал губы.

ЧТОБЫ ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ, ПЕРЕЙДИТЕ НА СЛЕДУЮЩУЮ СТРАНИЦУ

www.morediva.ru

Рассказ о прощении

Ветер

 

Ветер поднялся в день, когда бабушка умерла. Сначала несильный, стояла замечательная погода. В день похорон светило яркое солнце, хотя и было прохладно, на соседних могилах уже вовсю цвели петуньи и анютины глазки, правда, ветер так трепал их лепестки, что казалось, те вот-вот облетят, разорванные в клочья. Глеб так и не приехал.
После похорон каждый день Ольга ходила гулять. Ветер стал сильнее, рвал волосы и одежду, сквозняком между зданий сбивал с ног, так что Ольге, слабой и измученной, иногда казалось, что она не устоит перед очередным его порывом. И все-таки каждое утро она спешила поскорее уйти из дома и, даже когда спустя девять дней вышла на работу, все равно по вечерам как могла долго не уходила с улицы.
В комнатах все еще резко пахло лекарствами, все напоминало о последнем годе и особенно последнем месяце, когда бабушка жила с ними. Точнее даже не с ними, а с ней, с Ольгой – Глеб уехал через несколько дней после того, как она наконец уговорила бабушку перебраться к ним. Целый год она моталась к ней сама, потому что бабушка наотрез отказалась покидать квартиру, где они почти тридцать лет прожили с дедом, но когда Ольга стала сереть от непрекращающейся мигрени, бабушка однажды встретила ее с собранной сумкой.
— Вези меня к себе, — сказала она. – Еще не хватало и тебя утянуть с собой.
Сначала все было нормально, если не считать того, что бабушка наотрез отказывалась от помощи Глеба, в чем бы та ни проявлялась, но однажды Ольга вернулась домой и застала их обоих нервными и взвинченными, окопавшихся в своих комнатах и отказывающихся объяснять, в чем дело. А утром оказалось, что Глебу срочно нужно ехать в длительную командировку на Дальний Восток – возводить какой-то объект.
Какой изматывающий, изнуряющий ветер, выдувающий жалкие остатки тепла и любви! Ну почему Глеба не оказывалось рядом всякий раз, когда он больше всего был нужен?!…
Первый раз, когда дочки еще до садика переболели подряд ветрянкой, скарлатиной и свинкой, он застрял где-то в тайге, куда они с друзьями отправились испытывать себя на прочность. Полтора месяца от них не было никаких вестей, Ольга уже и не знала, то ли ждать его возвращения, то ли пора начинать привыкать к мысли, что она теперь вдова, но вернулся-таки – как раз когда дочки пошли на поправку.
Потом бабушка сломала ногу и пролежала несколько недель в больнице, а потом еще два месяца сидела дома. У старшей дочери в это время начались проблемы в школе, а сама Ольга получила повышение на работе, и ей, кровь из носу, нужно было удержаться на этом месте. Ровно в этот момент Глебу срочно понадобилось лететь в Германию на стажировку.
— Такая возможность выпадает один раз в жизни! – заявил он.
Возразить ему было нечего. Он улетел.
И вот теперь, когда бабушка болела и умирала, его снова не было рядом. Хорошо, хотя бы дети пока жили у свекрови, и все равно все эти уколы, лекарства, врачи, бабушкины приступы и обмороки, ее неспособность иногда даже встать с постели, и все это на одной Ольге, которая к тому же по-прежнему продолжала работать, боясь, что если она будет все время проводить дома, то окончательно сойдет с ума.
Ночью ветер рвал крыши, звенел стеклами, трещал сломанными деревьями. Глеб так и не перезвонил за весь день, только написал уже ближе к вечеру: «Жутко занят, что-то случилось?» Хотелось разреветься и закричать одновременно, высунуться в окно и неистово выть вместе с ветром.
За два дня до смерти бабушки после телефонного разговора с Глебом Ольга поймала на себе ее взгляд.
— Что? – спросила она резко. – Опять скажешь, что я что-то делаю не так? Зря звоню, зря жду? И все-таки он муж мне, нравится тебе это или нет!
— Муж объелся груш… — пробурчала бабушка под нос.
— Не смей! – вдруг взвилась Ольга. – Вечно ты его дергала то за одно, то за другое! То тебе не нравилось, что он старше меня на пятнадцать лет, обвиняла в том, что его на двадцатилетних потянуло, говорила, что сбежит, когда надоест с малолетками возиться — не сбежал. Всегда был хорошим мужем, отцом, о тебе заботился как мог. Говорила, что дурью мается, когда фирму свою решил открыть, что прогорит и по миру с ним пойдем – не пошли, слава богу. Предсказывала, что сопьется, когда он стал выпивать в не лучший период своей жизни – к счастью, и эта чаша миновала. Ну что ты к нему придираешься? Ну можно хотя бы сейчас простить его за все, ведь он за всю жизнь не сделал тебе ничего плохого!
Бабушка приподнялась с постели и так вдруг покраснела и затряслась от ярости, что Ольга не на шутку перепугалась.
— Не сделал?! – просипела бабушка, задыхаясь.
И уже вновь обретшим силу голосом:
— Да он убийца!
Ольга, уже пожалев, что не сдержалась, быстро доставала успокоительное и капала в стакан с водой.
— Выпей, прошу тебя, — умоляюще сказала она, протягивая стакан, но бабушка оттолкнула ее руку.
— Да если бы не твой муженек… дед еще, может, был бы жив! – воскликнула она. – Черт тогда дернул твоего Глеба предложить перестроить Грише баню! Денег ведь дал, материалы возил – попариться ему, видите ли, захотелось нормально!
Ольга ошеломленно смотрела на бабушку.
— Как я могу простить, — продолжала бабушка, — когда он столько лет жизни вместе с твоим дедом у меня отнял! Может, я и сейчас умираю только потому, что нет сил держаться в одиночку, а был бы Гриша рядом, может, и выдюжили бы как-нибудь вместе!…
— Но ведь когда дед упал с лестницы, Глеба даже на даче не было, — сказала Ольга, будто обращаясь к самой себе.
— Не притащила бы ты его в нашу семью, жив был бы дед!
— Да дед же так радовался тому, что для него нашлось наконец-то дело. Он же так тосковал, выйдя на пенсию, а с этой баней у него прямо смысл жизни снова появился, да и ты, помнишь, как довольна была, ведь если бы не эта баня, которую они строили два года, дед, может, еще быстрее угас бы… А то, что он упал, когда крышу чинил, так ведь не убережешься, если час пришел…
— Не оправдывай! Нет ему оправданий!
Кое-как Ольге удалось уговорить бабушку принять успокоительное, после которого та наконец уснула. Ольге вдруг вспомнилось, с какой уверенностью всегда Глеб говорил, что бабушка никогда не будет относиться к нему хорошо. И на дачу после смерти деда он ни разу не приехал. Выходит, знал? Значит, она ему сказала? И он все эти десять лет жил с этим?! Ольга не могла дождаться утра, чтобы спросить у бабушки, а как же тогда тот случай с мамой, когда они с дедом сделали все, чтобы выпутать ее из истории с одной из ее учениц, которая выбросилась из окна? Ей все девочки класса написали ужасное письмо с отказом принимать ее за свою до скончания веков, причем в предельно резкой и грубой форме, на которую только способны подростки. Девочка, к счастью, выжила, хотя и осталась хромой на всю жизнь, но мама до конца дней не смогла простить себе, что не предотвратила этого, несмотря на то, что видела, что творится неладное. Бабушка же всегда повторяла, что мама ни в чем не виновата, что каждый сам строит свою судьбу и уж если что-то предначертано, то, выходит, так тому и быть. Значит, сама не верила в это, а маму убеждала просто для того, чтобы та могла жить дальше? Или, может, на ее взгляд, преждевременная смерть уже довольно пожилого человека не шла ни в какое сравнение с хромотой молодой девушки?
Утром бабушке стало плохо, и она больше так и не пришла в сознание настолько, чтобы Ольга смогла поговорить с ней. Умирала, а так и не простила. Ну как, как она могла?! Ведь такую жизнь прожила, чего только ни повидала, а принять человека, самого близкого, который остался у Ольги после ее смерти, так и не смогла!
Ольга подошла к окну и смотрела, как гнутся деревья под порывами ветра, слушала его завывания и хотелось выть вместе с ним, вывернуться наизнанку, чтобы выдуло всю боль, горечь, сожаления, выкричать всю муку, скопившуюся в душе. Возьми меня, возьми меня с собой!!!…
Сколько она ни пыталась звонить Глебу, разговоры получались скомканные и торопливые, его постоянно кто-то дергал, он отвлекался, раздражался, старался быстрее закончить разговор и так и не сказал ничего определенного по поводу того, когда собирается вернуться.
На сорок дней поднялся такой ураган, что на поминки пришли только старушки, которые жили в одном доме с бабушкой. Проводив их, Ольга снова набрала номер Глеба – он не отвечал. Ольга с яростью отбросила телефон, но тот упал на мягкий диван, так что даже этот жест не принес облегчения. За окном с треском сломался старый тополь, с шумом рухнул на чей-то автомобиль, стекла в рамах дрожали так, что казалось, в следующую секунду они лопнут под напором воющей стихии. И все же Ольга не смогла заставить себя остаться в квартире у бабушки.
На улице не было видно ни одного человека, да и вообще не было видно ничего: не успела Ольга выйти, как в глаза бросило песком, и она, зажмурившись, наугад сделала несколько шагов. Хотелось рваться и выть вместе с ветром, кричать, топать ногами, рассыпаться тысячью острых осколков и зло кидаться на все живое, мягкое, теплое. Каждый раз, когда Ольга отрывала ногу от земли, чтобы сделать очередной шаг, ветер подхватывал ее, будто чувствуя ослабевающую связь с опорой под ногами, так что казалось, что он не даст ей больше ступить на землю, и вдруг она действительно поняла, что больше не касается дороги — ветер вобрал ее в свою тугую воронку, сдавив со всех сторон, заставив задохнуться на мгновение. Но она вместо того, чтобы испугаться, вдруг почувствовала прилив яростной радости, выпустила из себя свою собственную бурю, слилась ею с беснующейся вокруг стихией, растворилась в ней, взвилась вверх и в стороны до боли напрягши все, что оставалось еще от тела и разума, и уже сама была этим неистово орущим серым смерчем, носящимся над городом, разбивающимся об острые углы домов, врезающийся в узкие проходы между зданиями, бьющий стекла в окнах, колющий, режущий, убивающий. Серые тучи собрались над городом, притянутые бешеной воронкой, гремел гром, сверкали молнии, но казалось и этого было мало – разверзнись земля!!!
Сколько же боли в мире, утрат, сожалений, как часто приходится терять близких, которые уходят от нас, отдаляются, погибают, через сколько страданий приходится пройти, чтобы сохранить в себе хотя бы частицу хорошего, которого так щедро было дано от рождения, и все равно цепляешься за эту жизнь, бережешь ее, любишь, любишь тех, кто любит тебя, а иногда и тех, кто не любит, и снова, и снова готов все отдать ради еще одного мгновения счастья. Да, несмотря ни на что…
В один из моментов внутри вдруг стало так пусто, что стараясь заполнить эту пустоту, воронка втянула в себя одну из огромных, упругих от переполнявшей их влаги туч. Тут же отяжелела, замедлилась, почти остановилась. И в тот момент, когда Ольга пожалела, что смерчи не умеют плакать, пролилась на землю тяжелой водой, вымывая из усталого неба песок и мусор, и лилась, очищая и осветляя все вокруг, лилась потоком до тех пор, пока не пошла на убыль и не стала просто дождем, который утешая все вокруг, убаюкивая, все слабел, слабел, пока и вовсе не прекратился…
Очнулась на скамейке у рощицы недалеко от своего дома. Светало. Деревянное сидение было влажным, пахло ранним утром, мокрой травой, с веток, нависавших над скамейкой, падали тяжелые капли. Ольга чувствовала себя усталой, измотанной, но на душе было легко. Думать ни о чем не хотелось. Она встала и пошла к дому.
Не успела открыть дверь, как из комнаты выбежал Глеб, отодвинул стоявшую у порога дорожную сумку, давая ей пройти.
— Ты где была? – накинулся на нее, одновременно помогая снять мокрый плащ. — Я всех друзей обзвонил, родственников, твой телефон не отвечает! Все нормально? Ты в порядке?
Заставил переодеться в сухое, усадил на диван, укрыл пледом, побежал на кухню варить чай.
Ольга начала понемногу отогреваться. Возвращаться обратно в свою жизнь, обнаруживая в ней свою любовь к бабушкиным тапочкам, видневшимся из-под кресла, к ее очкам, которые делали ее похожей на престарелого деятеля шоу-бизнеса, к пуховому платку, который снова пах бабушкой, а не лекарствами. Вдруг подумала, что если бы бабушка сейчас была рядом, то и она не отказалась бы от чашки чая, приготовленной Глебом.
Ольга, почувствовав, что ей нужно сказать ему что-нибудь – неважно что, лишь бы услышать его ответ и снова ощутить его присутствие, встала и пошла на кухню, где с энергичностью, которую он применял ко всему, за что бы ни брался, хозяйничал муж.

 

Твитнуть

 

Читать другие рассказы

e-hutornaya.ru

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*